Сама же она никогда ни единым словом не заикалась о своей героической молодости, и если кто-то пытался расспросить ее об этом, тут же прекращала разговор. Резко поворачивалась на каблуках и уходила. Но студенты ее не любили. Фрау Варман была невысокого роста, полноватой, ходила по-солдатски, четко печатая шаг, как на плацу. Решительности и суровости ее характера соответствовали и черты ее лица. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять, с кем имеешь дело. Она никогда не отводила взгляда, смотрела собеседнику прямо в глаза, что многими воспринималось, как признак некультурности и неуважения к собеседнику. Лекции она читала так, как будто отдавала рапорт. Лаконичные четкие формулировки, никакой воды и лирических отступлений. Лекцию она начинала строго со звонком и так же по звонку заканчивала, даже если не успевала договорить фразу. Сухо кивала, собирала бумаги и удалялась.

Еще у нее была одна привычка, которая первокурсников, только начавших слушать ее лекции, шокировала. Перед началом лекции рядом с бумагами она доставала из портфеля и клала на кафедру пачку папирос, причем довольно крепких, считавшихся простонародными. Сверху коробок спичек. Ровно на середине лекции она замолкала и прикуривала папиросу, низко склонив голову. Так делают на улице, чтобы ветер не затушил огонька. Выпустив тугую струю дыма, она отходила к окну и молча выкуривала папиросу. Плевала на ладонь и в слюне тушила окурок. О чем она думала в эти короткие минуты молчания, эта суровая недоступная женщина, не имевшая семьи и жившая в полном одиночестве? О своей боевой юности, короткой фронтовой любви, возлюбленном, погибшем от шальной пули, о своих товарищах, которая никогда не смели позволить какой-либо сальной шутки в ее адрес? Докурив папиросу, фрау Варман продолжала лекцию на том самом месте, на котором ее оборвала, даже если тем самым нарушалась логическая связь. В особенности ее невзлюбили студентки. И понятно почему. Она открыто презирала молодое девичье племя.

Студентки жаловались в ректорат на ее курение, на то, что она сплошь и рядом допускает грубоватые высказывания. Фрау Варман вызывали к ректору и на партком, читали многочисленные жалобы, поступившие на нее. Она, скривившись, фыркала и говорила:

— В окопы бы этих мокрощелок на пару дней! Лучшая закалка от всякой изнеженности.

После чего от нее обычно отставали. Поговаривали, что в самом военном министерстве у нее есть мощный покровитель, а совет ветеранов за нее любого разорвет в мелкие клочья.

Семинары, как правило, вели молодые аспиранты, и курс делили на две группы, которые расходились по разным аудиториям. К концу первого семестра фрау Варман дала контрольную, состоявшую из десятка задач. И в этих задачах, кроме экономики и логики, было немало математики, которую гуманитарии на дух не переносили, считая, что что-что, а математика уж точно им никогда не понадобится. Даже Иоганн, имевший по математике в гимназии одни пятерки, еле-еле натянул на тройку, впрочем, считая, что и это для него немало. Еще три студента в их группе получили тройки, остальные двойки, единицы и нули. И как же они удивились, когда узнали, что в параллельной группе лишь один не справился с контрольной, а у одного вышел трояк. Остальные же были четверки и пятерки. И к тому же количество пятерок явно преобладало. Даже на курсе экономистов не было таких результатов. И любому было ясно, что тут дело нечистое. Сразу же стали строить различные догадки. Будь на месте фрау Варман другой преподаватель, он бы спустил бы это дело на тормоза, втихую аннулировав результаты контрольной. Чего же смешить других студентов и своих коллег? Но не такой была суровая преподавательница, и в этой ситуации она поступила, как солдат, а не как дипломат. Впрочем, любой солдат больше всего презирает дипломатов. Она по-быстрому провела собственное расследование и установила, что аспирант, который проводил в этой группе контрольную, был вызван в коридор незнакомой ему девушкой, которая несколько минут молола ему всякую чушь. Он ей сказал, чтобы она подошла к нему после семинара и изложила всё спокойно, не волнуясь. Естественно, что текст контрольной, а самое главное ключи к ней, то есть ответы, в это время были в аудитории на преподавательском столе. Теперь фрау Варман всё стало ясно, и на лекции она заявила студентам, что они похитили ключи, а потому результаты контрольной недействительны. И она еще подумает, какое наказание вынести этой группе. А в самое ближайшее время им предстоит писать другую контрольную, которую она будет проводить лично. И задачи в этой контрольной будут посложнее, чем в первой. Студенты этой группы сидели с опущенными головами. Кому-то было стыдно, кто-то напугался, понимая, что ему никогда не написать этой контрольной, а, значит, рассчитывать на пристойную оценку на экзамене не приходится. В гробовой тишине фрау Варман начала лекцию. Прошло минут двадцать, как в аудитории раздался голос:

— Фрау Варман! Позвольте вам вопрос?

Фрау Варман замолчала и кивнула головой. Поднялся высоченный и широкий в кости студент по имени Пилип, удивительным образом сочетавший в себе карьериста, лоботряса, либерала и сторонника существующих основ.

— Это что же такое? Что же это получается, фрау Варман? Выходит, что вы нас обвиняете в воровстве? Причем, всех сразу.

Аудитория ахнула. Чего-чего, а такого не ожидали. Одно дело тайно кляузничать, а другое вот так — в лицо. Рейтинг Пилипа, особенно в глазах девушек, резко подскочил. На какое-то мгновение установилась мертвая тишина.

Фрау Варман ответила по-солдатски прямо:

— Да! Именно так! Обвиняю!

Пилип развел руками и победоносно огляделся. Ну, вот видите! Чего вы хотите от этого выжившего из ума сапога? Посмотрите только, кто нас учит!

— Фрау Варман, а, может быть, у вас есть подозрения на кого-то конкретно?

Фрау Варман с детской откровенностью рассказала о своем расследовании. «Ну, и дура! — подумали многие. В заключении она заявила:

— Я, конечно, не знаю, кто списал ключи во время отсутствия аспиранта и кто вообще является автором всего этого. Но это неважно, поскольку результатами этого воровства воспользовалась вся группа, за исключением четырех человек. Значит, среди вас есть всё-таки честные люди. Я искренне уважаю их. Остальных же нет.

— Выходит, что мы почти все воры? Ну, по крайней мере, нечестные люди?

Пилип согнулся и повернул ухо в сторону кафедры. Ну, что ты теперь скажешь, старая калоша?

— Это именно так!

В аудитории зароптали. Что она себе позволяет? Молодые люди, ободренные смелостью Пилипа, выкрикивали:

— Какая наглость!

— Оборзела!

— Ну, нет это уж слишком!

— Вы что себе позволяете.

Фрау Варман не повела даже ухом. Она прямо стояла перед разбушевавшейся аудиторией с каменным лицом. Так