И Трубников потрогал ромбик с красной звездой на груди, справа.

— А почему ты без кортика? Ведь все капитаны должны их носить!

— Должны, но только с парадной формой. Такой вышел сейчас новый приказ.

— У тебя такая же лодка? — продолжил Тимка расспросы и указал на значок над ромбом.

— Нет. Это дизельная. У атомной рубка повыше..

— А таких лодок у нас много?

— Подводных крейсеров? Сколько-то десятков.

— Они все по номерам называются, как «К-19»?

— Номера — это само собой, но у каждой есть еще

собственное имя.

— Какое?

— «Золотая рыбка», — хитро улыбнулся Трубников. — «Лошарик»…

— Такие смешные?!!

— Разные. «Святой Георгий Победоносец», например. А К-19 называли «Хиросима».

— Ты уже в школе хотел подводником стать?

— Нет. Я в твоем возрасте на другие планеты хотел летать. Однако, не все в жизни складывается так, как мы хотим в детстве, — сказал Трубников. — Но если другое дело, которое само человека выбрало, оказывается ему по плечу, и он чувствует себя на своем месте, то жалеть не о чем.

— Я военным не буду. Я стану морским исследователем, как Кусто, — решительно произнес Тимка. — Пашка говорит, что подводные лодки — это осколки в теле океана. Ему от них больно. Нужно вставить во все эти военные лодки иллюминаторы и превратить их в подводные автобусы.

— Ну, может именно ты это и сделаешь, дорогой мой конструктор, — улыбнулся Трубников и положил руку Тимке на плечо.

— Папа, а почему я живу без тебя и мамы? — после паузы задал Тимка свой главный вопрос отцу.

Много о чем готовился Трубников рассказать своему сыну, но до звонка в дверь только и успел сказать:

— За все, что с нашей семьей случилось, спросишь с меня, когда я вернусь.

— А если тебя долго не будет? Мне что же, опять придется по часам тебя узнавать? Ты уж постарайся лечиться получше, а мы очень-очень будем тебя ждать. И папа-Миша, и Зина, и Вовка, и я, — сказал Тимка с отчаянием в голосе.

Трубников замер, пальцы, сжимающих колени, побелели. А потом он встал, снял с запястья часы, протянул их Тимке и спокойно сказал:

— Отдашь, когда вернусь.

Послесловие

— Пап-Миша, — уже совершенно сонным голосом говорил Тимка, обнимая подушку, — у папы на пиджаке десять планочек от орденов. А каких — я не успел спросить. Слава только об одной медали рассказал, потому что она юбилейная. А об остальных я у капраза сам должен узнать.

— Какого еще «капраза»? — удивился Михаил Петрович.

— «Каперанг» — это неправильно, на флоте капитана первого ранга называют капразом. А капитаном К-19 был «капдва». Юбилейная медаль — это в память её первого экипажа. На ней с одной стороны лодка и про подвиг, а с другой написано — мужество, доблесть, отвага. А ты знаешь, за какие подвиги папа свои ордена получил?

— Антон разве похвалится, — улыбнулся Михаил Петрович. — Но однажды вроде как отшутился, а я думаю, сказал правду: «За то, что мой экипаж на берег возвращался в полном составе».

В дверях показалась Зинаида Васильевна, посмотрела на мужа и племянника заплаканными глазами. Михаил Петрович незаметно для Тимки покачал с укоризной головой. Зинаида на секунду задержалась, прислонившись к косяку, потом тихо вышла.

Михаил Петрович еще долго сидел, прислушиваясь к спокойному детскому дыханию, потом осторожно поднялся.

А за окном слышно было, как налетел ветер, проснулись и недовольно зашептались листья на яблонях, и выглянул из-за тучки желтый месяц. Он с любопытством заглянул в окно маленького дома и не стал беспокоить спящего мальчика, а светлой дорожкой лег под ноги взрослому мужчине и проводил его до дверей, за которыми стояла женщина с лунными волосами.

Месяц был старым, но уже собирался помолодеть. Он прожил столько жизней, сколько звезд на небе. Тысячи тысяч раз он плыл по ночному небу лодочкой, висел коромыслом, светился золотой цыганской монистой и катался по тучам оранжевым апельсином. Но так и не дождался еще, чтобы на всей «Земле был мир, а в человеках благоволение!»