— Ира?

— Что?

— Ты не ответила…

— Нет.

— Что?!

— Ты прав. Я бы… не позволила себе любить князя Радомирова. Ты был прав — это действительно был… шанс. Потому что на таких, как ты, не смотрят как на реальных людей такие, как я… Ты прав, Андрей! Прав, прав — тысячу раз прав, что ты еще от меня хочешь?!

Это была истерика, и князь был этому рад. Ира оттаяла, и теперь ее била дрожь. Тем более такого количества коньяка она, наверное, никогда не выпивала. Завтра, ко всему прочему, придется ее лечить.

— Надеюсь, моя будущая жена с этого момента больше никогда не усомнится в мудрости своего мужа. Но сейчас я хочу услышать, Ирина Алексеевна, — вы сделаете меня самым счастливым мужчиной под этим Небом? Ира… Ты выйдешь за меня?

— Я… я не знаю… Ты действительно считаешь, что…

— Ты сомневаешься в том, что я прав? Опять?!

Она улыбнулась и спрятала лицо у него на груди.

— Да, — прошептал князь ей на ухо, гладя по волосам. — Я считаю, что это единственный выход для нас. Пожалуйста, верь мне.

— Да.

— Ты согласна? Ты станешь моей женой? Княгиней Радомировой?

— Да.

— Можно я останусь?

— Нет.

— Я вернусь завтра. С кольцом.

Он поцеловал ей руку, откланялся и исчез.

И через минуту вернулся. С огромным трудом вырвал у будущей княгини до краев наполненный бокал со словами:

— Ирина Алексеевна… Я бы очень просил вас впредь пить спиртные напитки исключительно в моем присутствии!

И тотчас удалился, забрав бутылку коньяку во избежание.

Когда он перенесся в свой любимый дом, то без сил опустился в кресло. Дом, казалось, ждал хозяина, отчаянно скучал — и немного обижался за то, что о нем позабыли.

— Прости, дружище. Видишь, как оно вышло. Ты все это время пытался мне что-то сказать, а я не услышал.

До князя донесся шум волн.

Он специально развернул постройку так близко к морю, чтобы шум волн был слышен в любой части дома. Создавалось ощущение, что стены дышат и вздыхают вместе с ним. Романтика… Да, он был романтиком и редкие минуты меланхолии делил с этим приютом печального поэта, где все было готово к его незапланированным визитам — вестовые из Министерства всегда были исполнительны.

Подумать только… Весь этот год Ира была рядом…

Ира, Ирочка. Его гордая ласточка…

Ликование — потому что она нашлась. Потому что у него целая жизнь на то, чтобы сделать ее счастливой. И быть счастливым рядом с ней.

Горечь — потому что, умоляя ее о прощении, он давил и манипулировал.

И… Небо, у него опять не было кольца!

Он поднялся, готовясь выстроить заклинание телепорта. Как вдруг его пронзило осознание… И князь приказал в пустоту:

— Тамара Ильинична! Вы мне срочно нужны.

Он поразился холодности своего голоса.

— Что-то случилось, Андрей Николаевич? — Целительница появилась через две с половиной минуты.

— Мне в голову пришло подозрение… Подозрение, в которое мне очень не хочется верить…

Целительница насмешливо посмотрела на цифры часов, явно желая ему показать, что половина третьего утра — это, конечно, то самое время, когда надо вызывать человека, чтобы поговорить о своих подозрениях.

— Я сегодня нашел Ирину Алексеевну, — проговорил он, внимательно следя за реакцией целительницы.

— Слава Небесам! — выдохнула женщина с облегчением. — С девочкой все в порядке?

— Она потеряла Дар.

Тамара Ильинична только покачала головой.

— Почему мне кажется, что вы знали больше, чем говорили? — задумчиво протянул князь.

— Что вы хотите услышать от меня, ваше сиятельство? — холодно проговорила целительница, подобравшись. — Что мы всегда стоим на защите своих? Знаете, нас слишком мало, чтобы не обращать внимания на оскорбление, которое вы нанесли бедной девочке. Я должна была уйти от вас. Но пошла против правил. Я весь год была с вами. Простите, Андрей Николаевич, но требовать от меня большего в данной ситуации…

— Вы знали о том, что Ирина жива? — перебил он хрипло.

— Ничего конкретного. Но я догадывалась. И все время вам об этом говорила.

— Я думал, вы меня утешаете…

— Это все? Я могу быть свободна? — в ее голосе было столько льда, что можно было заморозить Южное море.

— Простите, — тихо сказал Андрей Николаевич. — Наверное, я просто немного обезумел.

— Идите спать, — уже мягче отозвалась она.

— Мне надо в столицу. За кольцом. Оно в сейфе. А потом — порадовать наследника и его бездельников-адъютантов.

— Все позже. Хотя бы четыре часа сна вам просто необходимы.

Он кивнул.

— И… Тамара Ильинична, я попрошу вас быть готовой завтра в восемь утра. Молодежь пила всю ночь. А мне они нужны бодрые и деятельные.

— Я останусь здесь, на базе, — кивнула целительница. — Вызовите меня.

— Спасибо, — склонил он голову.

Женщина чуть улыбнулась, показывая, что не сердится. И исчезла в телепорте.

Удивительно, но он заснул, и ему даже приснился сон. Впервые за этот длинный, тяжелый год его не мучили кошмары, в которых Ирина то превращалась в ледяную статую и рассыпалась на тысячи осколков, то тонула в прозрачной ледяной воде. В эту ночь он не слышал ее крик о помощи, не мучился тем, что не может ей помочь.

Ему снилось яркое, ясное, чистое небо. Он стоял, задрав голову, и смотрел, как тысячи ласточек сновали туда-сюда с радостным щебетом:

— Счастье! Счастье! Счастье! Счастье…

* * *

Первым делом с утра он перенесся в Мраморный дворец — за кольцом. Помолвочное кольцо для невесты традиционно было подарком от будущей свекрови. Мама позаботилась об этом заранее, когда он был еще маленьким, — к сожалению, покушения и болезни в августейших семьях были нередки. И эта традиция в императорских семьях была более чем обоснованной. Жаль, что в случае с его родителями она себя полностью оправдала…

Он открыл сейф, достал шкатулку. Задумался, вспоминая…

Великая княгиня Радомирова с честью, гордостью и достоинством носила фамильные бриллианты стоимостью в половину принадлежащих Империи земель, но по-настоящему любила самые простые вещи. И шкатулку эту для нее отец специально заказал у цыган к зимним праздникам. Вещица была деревянная, с встроенной чеканкой на крышке — веточка жасмина, любимый цветок Анны Андреевны. Внутрь отец положил изумрудное ожерелье, цены неимоверной, чтобы как-то примирить себя с ситуацией. Ожерелье мама один раз только и надевала, на тот самый праздник, зато с простой цыганской шкатулкой не расставалась — края были до блеска отполированы, так часто брала княгиня в руки любимую вещь.