– Нам это известно, миссис Бэббедж, – успокаивающе сказал инспектор. – Пожар начался не в кухне.

Она вроде как немного успокоилась, но ее глаза оставались широко открытыми, и в них сохранялось испуганное выражение, а пальцами она продолжала мять и тискать тряпку, изображавшую носовой платок, пока пальцы не покраснели от беспрерывного трения. Она боялась поверить ему, подозревая, что это какая-то ловушка.

– Пожар начался от преднамеренного поджога портьер в четырех разных комнатах первого этажа, – развил он свое заявление.

– Как тока эта в голову каму магло прийти! – прошептала она, еще сильнее стискивая платок. – Зачем вы пришли к мине?

– Потому что вы могли заметить в тот день что-то странное, кого-то незнакомого, болтающегося рядом с домом…

Еще произнося это, Питт понял, что дело тут безнадежное. Кухарка была слишком шокирована, чтобы хоть что-то вспомнить, да и сам он не верил, что это мог оказаться какой-нибудь случайный бродяга или бездомный. Нет, преступление было слишком тщательно продумано; это свидетельствовало о жуткой ненависти или о неутолимой жадности или о боязни каких-то немыслимых потерь. Прежняя мысль снова вернулась к нему с новой силой: что такого знал доктор Стивен Шоу – и о ком?

– Я ничё ни видала. – Она начала плакать, вытирая глаза; потом сказала, снова громко: – Я сваими дилами занимаюсь, в чужии ни лезу; ни задаю лишних вопросов и ни подслухиваю у дверей. И никада ни позволяю сибе думать или гаварить что-та про хозяина или про хозяйку…

– Неужели? – тут же спросил Питт. – Это весьма похвально. Надо полагать, другие кухарки это любят?

– Канешшна, любють!

– Правда? И что они говорят, к примеру? – Он притворился удивленным. – Если бы вы были из таких, что бы вас больше всего удивило?

Она вся подтянулась и выпрямилась в порыве добродетельного возмущения и уставилась на него поверх своей крупной ладони, обмотанной промокшим платком.

– Ну, ежли б я была того сорту… а я вовси ни такая! Тада я б, канешшна, удивилась бы и стала спрошать, пач’му эта мы отпустили одну из горнишных, ежли за ей ни числилось ничего плохого, и пач’му пиристали покупать семгу, как покупали раньши, и еще не заказываим теперь харошие свиныи ножки… И ище я магла б спрошать у Бердина, пач’му за последнии шесть месяцев в дом ни даставили ни аднаго ящика приличнава кларету.

– Но вы, конечно, ничего такого не спрашивали, – рассудительно заметил Питт, пряча улыбку. – Доктору Шоу здорово повезло, что у него в хозяйстве такая здравомыслящая и сдержанная кухарка!

– Ох, я уж и ни знаю, буду ли ишшо у ниго гатовить! – Она снова начала хлюпать носом. – Дженни уже уведомила его об уходи, она как тока паправицца, сразу уедет домой, в Сомерсет, она аттуда родом. А Дорис ишшо робенык, ей, кажись, всего тринадцыть. А бедный миста Бердин так плох, нихто не знаит, сдюжит ли он… Нет, мне нада устроиться в респектабельный дом, чтоб нервы сберечь.

Спорить с нею не имело никакого смысла, а Шоу пока что не нуждался ни в каких слугах – у него не было теперь дома, где они могли бы жить и который могли бы обслуживать. Но помимо этого мысли Питта крутились вокруг весьма интересного факта, что Шоу, видимо, сократили в последнее время свои расходы, причем до такой степени, что кухарка это заметила и очень удивилась – про себя.

Томас встал, пожелал ей всего хорошего, поблагодарил племянницу и покинул этот дом. После чего отправился на поиски Дженни и Дорис, которые почти не пострадали, разве что получили незначительные поверхностные ожоги и мучились более от шока и испуга, так что не было опасности, что их состояние может как-то ухудшиться, как в случае с Бердином.

Питт нашел их в доме приходского священника под опекой Лелли Клитридж, которой не нужно было объяснять причину его визита. Но даже при осторожном и тщательном опросе женщины не сообщили ему ничего полезного. Они не видели возле дома ничего и никого необычного; и в доме было все точно так, как было всегда. День этот был совершенно заурядный, пока их не разбудили; Дженни выскочила из постели, почувствовав запах дыма, поскольку еще не спала, а думала о некоей проблеме, которую отказалась назвать, но сильно при этом покраснела; а Дорис проснулась от криков Дженни.

Томас поблагодарил их и вышел на темнеющую улицу и быстро пошел в южную сторону, к Вудсом-роуд и дому женщины, которая ежедневно приходила в дом и занималась самой тяжелой работой, некоей миссис Колтер. Это оказался маленький домик, но окна были чисто вымыты, а ступеньки крыльца выскоблены так безукоризненно, что из уважения к таким трудам Питт постеснялся топтать их своими ботинками.

Дверь ему открыла крупная, спокойная женщина с широким лицом, выдающейся грудью и в фартуке, плотно облегающем талию, карманы которого были битком набиты всякой всячиной. Волосы ее висели сзади, наскоро увязанные в узел.

– Вы хто? – удивленно спросила она, но без враждебности. – Я вас не знаю, точно?

– Миссис Колтер? – Питт снял свою довольно потрепанную шляпу с уже немного замявшейся тульей.

– Это я. Но вы не сказали, хто вы такой.

– Томас Питт, столичная полиция…

– Ох! – У нее расширились глаза. – Вы, значицца, насчет пожара у бедного дохтура Шоу. Жуткий случай! Такая была прекрасная женщина, миссис Шоу! Ужасно, ужасно! Мне ее жуть как жалко! Входите. Надо думать, вы озябли. И небось голодны?

Питт вошел внутрь, тщательно вытерев ноги о коврик, прежде чем ступить на покрытый отполированным линолеумом пол. Он даже чуть не начал, нагнувшись, стаскивать ботинки, как сделал бы дома. И на него тут же буквально навалился мощный запах готового рагу, отдающий жареным луком и сладостью свежей моркови и репы.

– Да, – с чувством сказал он. – Голоден.

– Ну, я уж не знаю, чем могу вам помочь. – Миссис Колтер повела инспектора в заднюю часть дома, и он последовал за нею. Сидеть в комнате, наполненной подобными ароматами, и ничего не есть было бы слишком затруднительно. Ее обширная фигура вплыла впереди него в маленькую чистенькую кухоньку. На дальней конфорке плиты булькал на медленном огне огромный горшок, наполняя воздух паром и теплом. – Но я попробую, – добавила она.

– Спасибо. – Питт сел на один из стульев, надеясь, что она имела в виду рагу, а не информацию.

– Грят, эта было нарочно сделано, – сказала она, сняв с горшка крышку и помешав его содержимое деревянным черпаком. – Хотя как эт’ можно было надумать такое исделать, не разумею!

– Вы сказали «как», но не «почему», – заметил Томас, глубоко вдохнув насыщенный ароматами воздух и со свистом выдохнув. – А можете привести причины почему?

– Тут не больно много мяса, – с сомнением в голосе сказала она. – Это всего лишь кусочек бараньей пашины.

– У вас есть какие-то соображения почему, миссис Колтер?

– Потому как денежек у меня больше не было, почему ж еще, – ответила она, глядя на него так, словно он был сущий простак, но все же добродушно.