Дебют вдохновил Карпова. «КОНСТАНТИНОВУ» были переданы на связь ещё две «подружки», зашифрованные оперативными псевдонимами «АКСИОМА» и «ЛУЧИК», и началось…

Первое время Карпов проводил инструктажи «ласточек» в присутствии «КОНСТАНТИНОВА» на явочных квартирах или в номере гостиницы, поблизости от «Детского мира» — так в то время народ называл здание КГБ на Лубянке. В последующем, чтобы поднять престиж «КОНСТАНТИНОВА» в глазах его «гарема», линия поведения «АЛИСЕ» и двум другим вырабатывалась мужчинами наедине, а затем уже доводилась до них самим агентом. Кстати, для них он был резидентом.

Если «КОНСТАНТИНОВ» неизменно выступал в роли начальника отдела Главного штаба ВМФ СССР, то девушки меняли специализацию в зависимости от профессиональной принадлежности объекта и его пристрастий, становясь то «художницами», то «журналистками», а то и «палеонтологами». А если вдруг оказывалось, что знаний иностранного языка, ума и соблазнительной внешности, которыми обладали помощницы «КОНСТАНТИНОВА», недостаточно, чтобы обработать объект, из них делали и балерин, и наездниц, и фехтовальщиц. Когда однажды понадобилось скомпрометировать неподдающегося вербовке английского дипломата, «АЛИСА» и «АКСИОМА» за неделю овладели навыками массажа и так профессионально отмассировали иностранца в сауне на даче КГБ, что уже через неделю он отчитывался в Форин-офисе о своих московских похождениях — фотографии, запечатлевшие подробности «массажа», случайно попали в редакции ряда английских бульварных газет…

* * *

Бывали и проколы. На симпозиуме орнитологов в Ленинграде «АЛИСУ» поселили в номере по соседству с вице-президентом международной «птичьей» организации. По легенде она должна была постучаться к нему в номер и попросить его помочь открыть бутылку шампанского. Всё было разыграно как по нотам. Выпили, разговорились на «птичьи», затем на «сердечные» темы. Улеглись в постель. Иностранец во время первого же акта возьми да и помри! Прибывшие врачи «скорой помощи» констатировали острую сердечную недостаточность во время совокупления. Орнитологу, ему летать бы ещё, да летать, но славянки — они девушки горячие! Сгорел бедняга, с кем не бывает…

Или как-то вот подставили «АЛИСУ», жгучую брюнетку, одному заезжему бизнесмену — не клюёт! Выпустили «АКСИОМУ», яркую блондинку — тот же эффект. В бой ввели третий номер — «ЛУЧИКА» с пепельными волосами. Объект бросился к ней с распростёртыми объятиями. Тары-бары-растабары, выпили, опять поговорили. Она его на себя, а он из бумажника достаёт и показывает фото возлюбленной… Гансом зовут. Но тоже с пепельными волосами!

* * *

Особо ответственные свидания агент-обольститель проводил в своей квартире, оборудованной и как студия звукозаписи, и как фотоателье одновременно. Обычно радиоуправляемая техника приводилась в действие прямо из Центра. Когда же запись поручали сделать «КОНСТАНТИНОВУ», то ему достаточно было нажать кнопку на пульте управления, закамуфлированного под пепельницу на журнальном столике возле кровати, чтобы привести в действие любую из установленных в комнате, кухне и ванной скрытую кино-, а со временем — видеокамеру.

Нужные сведения бесперебойно поступали от «КОНСТАНТИНОВА» к Карпову, оседая затем в секретных файлах госбезопасности.

Шли годы. Теперь в свете «КОНСТАНТИНОВ» появлялся в форме капитана первого ранга — дослужился!

Карпов стал генерал-майором, но в отличие от агента в военной форме на людях не появлялся никогда.

Генерал высоко ценил преданность своего суперагента, а по-человечески даже любил его. Во время конспиративных встреч общался с ним на равных. По мелочам сил его не растрачивал, приберегая для выполнения особо ответственных и деликатных поручений.

* * *

На явочной квартире генерал показал «КОНСТАНТИНОВУ» фотографию Ланы.

— Да, я встречал ее в компаниях, но близких отношений не имел, хотя видел, что она не прочь раздвинуть подо мной ноги, — с готовностью отреагировал Аристотель, — кстати, где она сейчас? Она ведь покинула основную труппу и уже не танцует в Большом с тех пор, как заболела астмой… У меня где-то даже телефон ее записан…

Карпов мысленно похвалил своего агента.

— Видишь ли, Ари, девочка вляпалась в дерьмо… Подозревается в участии и проведении разведакций против нас, правда, неизвестно в каком качестве…

— Шпионаж? Но ведь она танцовщица, никаких секретов добыть не может — ведь у неё вся сила в ногах, а не в голове. Девчонка хоть и красивая, но недалекая. Что она может?

— Этой девчонке уже тридцать пять… А вот что она может — выяснить тебе… Меня очень интересует один пожилой интеллигент из ее окружения, характер их отношений… Но особо не настаивай, чтобы не спугнуть…

— Интеллигента?

— Вот именно… Расскажет тебе Лана о своих с ним отношениях — хорошо, нет — тем хуже ее дела… Думаю, настроить ее на откровенный лад труда не составит… А к интеллигенту ты сможешь перейти, разыграв ревнивого любовника…

— Значит, я от вас, Леонтий Алексеевич, получаю санкцию на любовь?

— Точно так! Три дня тебе на возобновление знакомства и установление интимного контакта… По моему сигналу встретишь ее «случайно» у Дворца пионеров — она там руководит танцевальным кружком… Рестораны, цветы, словом, всё по полной программе. — Карпов протянул «КОНСТАНТИНОВУ» нераспечатанную пачку купюр. — Разыграв ревность, выяснишь, нет ли у нее спонсора, мол, что-то уж больно дорого она одевается, да и золотишко у неё на руках… Ну, ты сам знаешь! Нюансы продумаешь сам… Для сведения: она не фарцует и ничем не приторговывает…

— «Кино» снимать будем? — Аристотель покрутил в воздухе указательным пальцем.

— Обязательно. В автономном режиме…

Это означало, что агент лично будет манипулировать аппаратурой, установленной в его жилище. Рискованно, конечно, но выбора у Карпова в сложившейся ситуации не было.

Расстались. Направляясь к служебной машине, оставленной в двух кварталах от явочной квартиры, генерал привычно проверился. Безмолвие арбатского переулка присутствием нежелательных свидетелей нарушено не было.

Аристотель проснулся среди ночи от бьющего в глаза лунного света. Рядом, уткнувшись в его плечо, безмятежно посапывала Лана. Одного взгляда на копну ее русых волос, разметавшихся по подушке, на тяжелые налитые груди, мерно вздымавшиеся при дыхании, было достаточно, чтобы его возбуждение приобрело конкретное сексуальное направление. Какое-то время Аристотель поглаживал женщине низ живота, а затем резко, чтобы привести себя в «боевое состояние», опрокинул ее на спину. Женщина, не открывая глаз, плотнее прижалась к его смуглому плечу и с похотливой готовностью разбросала ноги.

Он медленно вошел в распахнутое тело и, растягивая наслаждение, стал медленно совершать ритмичные движения маятника. Лана громко рычала и подвывала от удовольствия, как сука, наконец заполучившая мозговую косточку.

Аристотель еще не привык к особой манере партнерши предаваться наслаждению, и при каждом ее возгласе прекращал движение. Ее веки тут же распахивались, и она, как школьница на учителя, вопросительно смотрела на него огромными синими глазами.