— Это — царский подарок!..

— Да-а… Раньше, до отъезда в Израиль, Владимир Львович в бассейне, тогда у него там сауна была, такие вечеринки закатывал! Оргии древних римлян… Девочки из Большого, мальчики из ЦК сутками оттуда не выходили. Домработница Клава едва успевала шампанское и закуски подавать. Весь московский бомонд там побывал. А сейчас она туда ни ногой…

— Воды стала бояться?

— Нет, питона…

— ?!

— Да-да, ты не ослышался, Владимир Львович там гада ползучего поселил…

— Да ты что!

— Купил на Птичьем рынке. Два метра стальных мышц, барана задушить может… Клава ему раз в две недели морских свинок приносит, но кормит его только профессор…

— У него что? Крыша поехала на старости лет?

— Клава говорит, что в бассейне сейф с фамильными драгоценностями, ну а питон — сторож… В 1983 году Владимиру Львовичу не удалось всё увезти, ну, когда в Израиль переезжал…

— И много у него?

— Достаточно! Помню, перед отъездом пытался он меня соблазнить, дурочка я была — отказалась по молодости… Показал мне серьги, в каждой — бриллиант на четыре карата, представляешь! Серёжки — только часть гарнитура, были ещё два браслета, колье, кольца… Причём, это только то, что я видела собственными глазами, а там ещё столько всего!.. Всё его мамочке покойной, Марии Акимовне, принадлежало, а она была дочерью совладельца Российской Императорской Волжской компании Акима Соломоновича Поляка. Единственная его наследница… Да разве только гарнитур! А коллекция картин Маковского, Кустодиева, Шагала. Да-а, целое состояние… У нас эти вещи цены не имеют, а за границей, там всё оценят по достоинству… Вывезет он это в Израиль, заложит в банк, на ссуду домишко приобретёт. Через год, говорит, сможет полностью рассчитаться. Картины и драгоценности будут на международных выставках показывать, за деньги, конечно…

— Как же он собирается вывозить свои сокровища?

— Говорит, что нашёл канал… Вот сейчас деньги зарабатывает, чтобы его оплатить…

— Что ж это за канал такой?

— Ари, мне как-то недосуг было вникать…

— Ты, значит, помогаешь ему… А почему он тебя выбрал?

— Ари, ну ты же не хуже меня знаешь московский бомонд… Все правительственные чиновники и служивые рангом пониже с царских времен считают хорошим тоном иметь на содержании балерину из Большого или оперетты… Номенклатурщики — народ денежный… Вот они и вьются вокруг нас… А высокопоставленые и те, кто при деньгах, как раз и нужны Владимиру Львовичу… Кроме того, у нас масса знакомых генералов…

— Основная его цель — военные?

— Я бы не сказала, хотя он считает, что по роду их службы они чаще других подвержены стрессам, неврозам…

— Значит, и я могу попасть к нему на прием?

Устами Аристотеля уже говорил агент «КОНСТАНТИНОВ», который всегда бежал «впереди паровоза» — указаний Карпова — за что генерал и ценил своего секретного помощника.

— Ну а почему бы и нет, Ари? Позвонишь, представишься, скажешь, что по рекомендации Ланы, наденешь свою неотразимую форму… А у тебя что-то с головой? По тебе не скажешь, милый…

— Внешний вид обманчив, сказал ежик, слезая с одежной щетки, — уклонился от ответа агент и задал первый пришедший на ум вопрос:

— А где ты нашла своего Владимира Львовича?

— Нашла его моя мама, когда мне было пять лет… Видел бы ты меня тогда! Девочка из хорошей семьи, с застенчивым взглядом и косой до попы — вот какой я была… А лечил он меня от заикания…

Аристотель присвистнул от удивления.

— Вы так давно знакомы?

— Да, но начали работать вместе недавно… До этого общались, я знакомила его со своими подружками, он меня со своими друзьями… Но деловое предложение Владимир Львович сделал мне по возвращении из-за границы… Он в Штатах какой-то новой методикой овладел, специально туда ездил из Израиля на стажировку…

— А зачем было возвращаться? Ну и испытывай новую методику на американцах…

— В том-то и дело, что там жить хорошо, а зарабатывать на ту жизнь лучше здесь… Вот заработаем мы с ним денег кучу и уедем навсегда!

— Это он так решил?

— Он сказал — решила я… Знаешь, какое предложение он мне сделал при первой же встрече после возвращения из-за границы? Знаешь, что сказал?

«Ланочка, здесь не место для вас. Если вы доверитесь мне и поможете приобрести нужную мне клиентуру, мы с вами хорошо заработаем, и я обещаю со временем ввести вас в высшие круги американского, западноевропейского или израильского общества — на ваш выбор, как пожелаете!»

«КОНСТАНТИНОВ» понял, что и недавние слезы и жалобы Ланы на сексуальные домогательства доктора — лицемерие и игра. Не сдержавшись, процедил:

— Да, ради этого стоит лизать…

Грек не успел закончить, как вдруг лицо Ланы стало покрываться красными пятнами, широко открытым ртом она хватала воздух, тужилась, как если бы проталкивала застрявший в горле кусок. Аристотель увидел, как лицо женщины наливается кровью, приобретая свекольный оттенок. Мгновение — и она, конвульсивно подергиваясь, опрокинулась навзничь. Выгибаясь всем телом, билась головой о спинку кровати, изо рта на постель хлынули потоки рвоты.

Неимоверным усилием приподнялась, рывком схватила стоявшую подле кровати сумку, выхватила оттуда маленький баллончик и впрыснула в рот шипящую струю. Через секунду она уже перевела дыхание, лицо стало приобретать естественный окрас.

Всё произошло так быстро, что Аристотель пришел в себя, лишь услышав шипение. «Черт! Я совсем забыл, что у нее астма. Это — приступ!»

— Извини, милый… Напугала тебя? — опуская ноги на пол, с усилием произнесла Лана. — Это у меня на нервной почве… Давай забудем о работе… поговорим о чём-нибудь хорошем… О нас с тобой…

— Тебе лечиться надо, Лана…

— Всем надо от чего-нибудь лечиться, милый…

Грек понял, что первая порция откровений исчерпана.

— Послушай, ты не хочешь душ принять? А я сварю кофе по-турецки…

Женщина будто этого и ждала. Проворно вскочила и босиком устремилась в ванную комнату.

Аристотель долго молол кофе, превращая зерна в пудру, как вдруг сквозь шум работающей кофемолки услышал глухой звук падающего тела.

«Опять приступ?!»

Грек бросился в ванную комнату. Рывком распахнул дверь, нагнулся и схватил ладонями посиневшее лицо лежащей навзничь женщины.

— Лана! Лана! Что с тобой?! — пытаясь разжать стиснутые зубы пальцами, заорал Аристотель. Бросился к кухонному столу за ножом…

Через пять минут лихорадочных попыток привести Лану в чувство Аристотель понял, что ей уже ничем не помочь. Машинально прикрыл безжизненное тело своим халатом и в изнеможении опустился на пол. В голове — полный сумбур. Он неотрывно смотрел на торчавшие из-под халата голые ступни…