вот о чем: сказание должно быть лирическим. Хоть по мне и сложно сказать, но я большой любитель трогательных историй, в которых к тому же есть хоть крупица правды, — закончив с болтовней, он стал набирать в ладонь различную снедь, затем, протянув угощение Брану, сказал: — Договорились?

Бран сглотнул. Хотя Морлей на вид и не казался таким уж пугающим, все же оставался для него жадным и своенравным существом. Это ни на шутку пугало юношу и одновременно влекло своей по-особенному дивной неестественностью.

— Что станет по истечении пяти суток? — спросил юноша, не чураясь тех ягод, что протянул ему старец, и закладывая их сразу за обе щеки.

— Если ты будешь прилежно приходить ко мне, твои друзья будут накормлены свежими фруктами и напоены отборным густым, как кровь, ягодным вином. Через пять дней я отпущу вас на волю, — безропотно сказал старец, давая Брану пищу для размышлений.

Юноша был шокирован открытостью Морлея и тем, как легко ему и ребятам достанется желанная ими воля. Но что-то все же заботило его, заставляло сомневаться в истинности слов старика.

— По рукам, — старательно разжевывая сочную мякоть яблока, ответил Бран. — Вы ведь сдержите свое слово?

— Безусловно, — тихонько шепнул Морлей, кажется, вполне довольный собственной сделкой.

Поговорив с Браном о том, как дети оказались в Топи и где они были до этого момента, старик подозвал своего послушного стражника в просторный шатер и, отдав ему все необходимые распоряжения, поудобнее улегся в широком кресле. Перед ним прислуга поставила подносы с жирными кусками мяса, сочными краснобокими помидорами, горячей, запеченной на углях картошкой и прочими блюдами.

— Начинай сегодня же. Подогрей мое любопытство, мне не терпится погрузиться в красочный, чарующий мир лирических героев, а ждать с этим до завтра очень уж утомительно.

— Если начну сегодня же, то дней останется всего четыре? — откусывая кусочек вяленой говядины, заискивающе спросил Бран.

— А ты хитрец, юноша, но и я не лыком шит, — улыбнувшись, сказал Морлей. — Если ты хочешь сегодня оставить своих товарищей голодными после того, как сам набил бока, то я спорить, конечно, не стану, — он лукаво взглянул на Брана.

— Что ж, вы действительно не простак, — кивнув, заметил Бран, у которого после этих слов и кусок в горло не лез. — Ну, сегодня так сегодня. Только прошу вас, принесите им еды. Несколько дней, проведенных в пути, мы ничего не ели.

— Я уже отдал Сару приказ об этом. Ловко я, верно? — произнес старик, хватаясь от громкого утробного смеха за толстый, висящий над плотно стянутым кожаным ремешком живот.

— И не поспоришь… — полушепотом ответил Бран, понимая, что его попросту сейчас надули. — Тогда я тоже позволю себе немного попировать.

Удивляясь простоте и открытости диалога с хозяином Топи, Бран не мог до конца понять, какие слова старика стоит воспринимать всерьез, а какие нет. Да и вообще, следует ли ему бояться, когда здесь так уютно и на удивление спокойно.

«Конечно, стоит! Это же чудовище!» — поймал себя на вспыхнувшей как пылающий факел мысли юноша. Хоть Морлей и выглядел доброжелательным, все же он так легко, будто это вовсе незначительные вещи, говорил о казни его товарищей. Впечатление, которое старик производил, было весьма двойственным.

Бран, наевшись до отвала, откинулся на мягкие шелковые подушки с пришитыми к ним позолоченными кисточками и лишь сейчас стал задумываться, о чем именно следует рассказать Морлею. Ведь то, что в его народе считали сказкой, было яркой действительностью здесь, в лесу. И вряд ли повелителя Топи возможно удивить троллями, колдуньями и прочими абсолютно реальными в этом удивительно чудовищном мире персонажами.

Проглотив кусок жирной свинины и выпив еще один бокал красного вина, Бран решил пустить все на самотек и положиться на собственный захмелевший от алкоголя разум.

— Сказание о Майе, падшей душе, — начал мальчик и сразу же почувствовал, с какой частотой забилось сердце, но пути назад, к сожалению, уже не было. — Давным-давно в одной из самых крохотных деревень, что расположилась рядом с запретным лесом, жила маленькая чернобровая девчушка по имени Майя. У нее не было ни друзей, ни родных. Она ютилась в унылом сиротском доме, находящемся на окраине этой самой крохотной деревушки. Порой она так скучала от внутреннего одиночества, что садилась за березовый стол и исписывала все тетрадные листки, врученные ей нянечкой для уроков и учебы, волшебными стихами, рассказывающими о великих подвигах, любви, сокровищах и страсти. Это приносило ей некоторое облегчение, потому как выбраться из сиротского дома физически не представлялось возможным. Зато душа ее летала от страницы к странице, из одного сказочного мира в другой.

В один из серых вечеров, когда солнце закатилось за горизонт, Майя отправилась к няне, чтобы выудить новые листки для своей сказочной поэзии, которую она зачитывала себе на ночь шепотом при свете восковых свечей.

Няня Эби, как всегда и случалось, пригрозила Майе, что в следующий раз бумаги ей не видать как своих ушей, если она не станет бережней к ней относиться. Та в ответ лишь коротко кивнула, зная о том, что Эби так ее любит, что обязательно найдет для нее даже в самые сложные времена — а такие, уж поверьте мне, часто выпадают на долю сельских приютов — все, что она только не попросит. Девочка сияла от счастья, когда вприпрыжку направлялась к своей спальне, чтобы поскорее начать сочинять что-нибудь о новых мирах и укутываться в них, как в теплое одеяло, и поскорее скрыться от унылой и мрачной реальности.

Однажды, когда она вновь заглянула к Эби, та обратилась к Майе, сказав, что скоро ей придется покинуть приют и стать частью чьей-то настоящей семьи. Она попросила девочку быть учтивой и покладистой, потому что от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь. Но Майя и слушать подобного не желала. Хоть в сиротском доме ей и было весьма грустно, но Эби она любила как собственную мать и противилась тому, чтобы с ней расставаться.

Но, как оказалось, новые приемные родители уже ждали ее за дверью. Несмотря на все ее доводы, брыкания и крики, Эби под руки ввела девочку в светлую залу. Обычно в ней было совершенно пусто, потому как Ардстро, как я уже говорил, крохотная деревушка и брошенных, никому не нужных детей очень редко кто-то усыновляет, — сердечно добавил Бран, понимая, каково это быть сиротой. Затем немного откашлявшись и вновь пригубив вина, продолжил: — Но вернемся Майе. К ее удивлению, на встречу в приют явился лишь высокий светловолосый мужчина с большими