Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все же? – произнес Стасик, уже не скрывая своего горячего интереса.
– Ну-у, – протянул я, – по моему мнению, убил Марка Лисянского дилетант, на что указывают ранения, полученные Лисянским. Убийца, скорее всего, знал, что продюсер ужинает в ресторане «Ерема», и поджидал его, не выдавая себя. Возможно, продюсер и убийца были знакомы, поскольку последнему каким-то образом удалось заманить Лисянского в переулок за дом. И там он убил его возле мусорных контейнеров тремя выстрелами в грудь из пистолета.
– Ну, это, в общем-то, общеизвестно, – заметил Стасик.
– Так я и говорю, что выяснить пока удалось очень мало, – тоном оправдывающегося и даже в чем-то виноватого человека произнес я.
– А как вы думаете, причастен к убийству Лисянского режиссер Пиктиримов? – спросил Ярошевич.
– Думаю, что нет, – ответил я. – Ведь Альберт Андреевич не заинтересован в том, чтобы финансирование фильма, которого он столько времени ждал, вдруг прекратилось, – ответил я не совсем правду.
– Но, насколько мне известно, деньги Лисянский уже вложил в производство фильма, и мертвому ему никак не забрать их обратно, – заявил Стасик. – А будь Лисянский жив, он бы мог это сделать.
– Да, это так, – согласился я с доводами актера. – Однако Пиктиримов в тот вечер ужинал вместе с Лисянским в «Ереме» и даже ругался с ним, что подтвердил на допросах официант, который их обслуживал. Альберт Андреевич показался мне человеком порядочным и неглупым, и убивать продюсера и своего друга, который несколько лет его поддерживал, когда все другие отвернулись, вряд ли способен. Кроме того, убить Марка Лисянского в тот же вечер значило попросту подставиться. Ведь Пиктиримов не мог не понимать, что станет главным и, возможно, единственным подозреваемым в убийстве продюсера.
– Но ведь Пиктиримов мог взбеситься, убить в запале, в состоянии аффекта, так сказать, – в свою очередь, не согласился со мной Стасик. – Или просто выпил лишнего и, разругавшись с Лисянским, не совладал со своими эмоциями.
– Альберт Андреевич, насколько мне известно, не пьет уже полгода, – возразил я.
– Ну, а тут выпил, – предположил Ярошевич. – Мало ли… Алкоголик, не пьющий полгода или даже десять лет, не перестает быть алкоголиком.
– Может, вы и правы, – в задумчивости произнес я. – Исключать Альберта Андреевича из числа подозреваемых, наверное, еще рановато. Но вот откуда у Пиктиримова пистолет?
– Тоже верно, – неожиданно согласился Стасик. – А если не Пиктиримов, не наркоман или какой-нибудь иной случайный человек, то кто тогда убил Лисянского?
– Я не знаю, – честно признался я.
– А Наталью Валерьевну вы не подозреваете? – вдруг спросил Стасик.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я с удивлением посмотрел на актера и задумался.
Зачем он это спросил? Хочет прощупать меня, чтобы потом обо всем доложить Алениной? Или это простое любопытство человека, которому задали загадку и он ищет на нее ответ? И что мне в таком случае отвечать?
Все же я решил удовлетворить его любопытство и ответил:
– Да, она у меня тоже на подозрении.
Ярошевич как-то странно посмотрел на меня:
– А зачем ей убивать своего мужа?
– Я не утверждаю, что это она убила, – поспешил я заверить Ярошевича. – Я вообще ничего не могу утверждать, поскольку не располагаю никакими серьезными уликами. Но исключать ее из числа подозреваемых, одинаково как и режиссера Пиктиримова, было бы, наверное, неразумно.
– Вы рассуждаете как настоящий полицейский, – заметил Ярошевич. – Это черное, а это – белое. И более никаких оттенков…
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался я.
– Вы слишком прямолинейны, – ответил Стасик. – Чтобы распутать это убийство, мне кажется, надо иметь более гибкий ум. К тому же Наталья Валерьевна никак не могла убить продюсера Лисянского, – твердо добавил Ярошевич.
– Почему вы так уверены? – поинтересовался я.
– Потому что у нее имеется железное алиби. Ведь во время убийства она была дома, – ответил Стасик, как мне показалось, с какой-то внутренней усмешкой.
Похоже, я ему уже не нравлюсь… Может, разозлить его окончательно? И он в запале ляпнет чего-нибудь лишнего?
– Она была вместе с вами? – быстро спросил я.
– Да, я в это время был дома у Алениных, – уклончиво ответил Ярошевич.
– Вы настолько близки с Натальей Валерьевной? – поднял я брови и выжидающе уставился на Стасика.
И тут Ярошевич сделал первую глупость, произнеся следующие слова:
– Я не сказал, что я был с Натальей Алениной. Я сказал, что был у Алениных дома.
– Ночью? – теперь настала моя очередь затаенно усмехнуться.
– Собственно, да, а что тут такого? – искренне удивился Ярошевич.
– Вы были ночью в доме Лисянского на правах друга семьи? – спросил я не без ехидства, подчеркнув интонацией «в доме Лисянского».
– Нет, – сказал актер.
«Ну, делай еще одну ошибку, Стасик», – мысленно подзадорил я его. И Ярошевич «внял» моим просьбам, добавив:
– На правах друга дочери Алениной.
– Маши? – улыбнулся я.
– Да, Маши, – твердо посмотрел на меня Ярошевич.
Если бы не работала камера Степы, я бы на этом наш разговор закончил, поскольку уже удостоверился, что Стасик откровенно врет. Ведь он никоим образом не мог являться другом Маши, поскольку к этому времени они неделю как расстались. И она поставила на Ярошевиче в буквальном смысле крест, перечеркнув крест-накрест красным фломастером его фотографию у себя в комнате. И либо Ярошевич заявился к Алениной-старшей, либо у обоих, его и Натальи Валерьевны, просто нет никакого алиби. Тем более железного.
Но камера у Степы работала, и нужно было усилить эффект от своеобразного допроса актера Ярошевича. И я, уставившись в упор на Стасика, чеканя каждое слово, произнес:
– А вот Маша говорит, что вы нашли другую девушку и уже две недели как расстались с Машей и не поддерживаете с ней никаких отношений. А это значит, – решил я забить еще один гвоздь в виртуальную крышку гроба Ярошевича, – что вы говорите неправду и в ночь убийства продюсера Марка Лисянского никак не могли являться гостем Маши.
– На что это вы намекаете? – почувствовал я уже ненависть во взгляде актера.
– Я намекаю на то, Станислав Рудольфович, что вы либо приходили к Наталье Валерьевне, а не к ее дочери, либо попросту не были той ночью в доме Марка Лисянского. И если это так, то данный факт отменяет как ваше алиби, так и алиби Натальи Валерьевны Алениной.
– Вы это серьезно? – уперся в меня взглядом Ярошевич.
– Вполне, – хмуро ответил я.
Ярошевич еще какое-то время прожигал меня ненавидящим взглядом, а потом зло произнес: