время он рад был видеть этого московского паренька, которого когда-то отвел от края бездны.

Впрочем, сейчас Филимона вряд ли можно было назвать пареньком. Из худосочного восемнадцатилетнего пацана он превратился в респектабельного, хорошо упакованного, уверенного в себе мужчину.

Сначала Жиган вел себя осторожно.

Дружба дружбой, но с тех пор много воды утекло. Люди быстро забывают сделанное им добро. Впрочем, Жиган, выручая кого-нибудь из беды, никогда не думал об этом и уж тем более не рассчитывал на благодарность.

Словно прочитав мысли друга, Филимон в самом начале разговора предупредил:

— Я не из ментовки. Не бойся.

— А я уж испугался. Парюсь в ментярне и думаю, кто еще в гости наведается. Хозяин тачки или нанятые им вышибалы. Я же теперь крайний. Всех собак на меня вешают. Ты случайно не на разборки приехал? Так сказать, в качестве доверенного лица хозяина джипа, — рассмеялся Жиган.

Филимон кисло улыбнулся.

— Хозяин тачки откинулся вчера в больнице.

— Как? — невольно приподнялся Жиган.

— А хрен его знает. Дело вроде пошло на поправку. Врачи уже поговаривали о выписке пациента, а потом у Капканова какой-то отек начался. Мозг из черепушки вроде перебродившего теста полез. Лекари говорят, такое может случиться после травмы, усиленной нервным шоком, — сообщил Филимон.

Смерть владельца «Судзуки» неприятно удивила Жигана. Дело принимало совсем другой оборот.

Жиган в задумчивости прошелся по камере. Предстояло выяснить цель визита неожиданно появившегося старого лагерного знакомого.

Глядя в глаза Филимону, Жиган спросил:

— Так чем ты сейчас занимаешься?

Филимон, не отводя глаз, ответил:

— Работаю, в… скажем так, отделе собственных расследований крупной страховой компании.

— Как контора называется?

— «Светко». Слышал про такую?

— Нет, — честно признался Жиган.

Достав пачку «Мальборо», Филимон ловким жестом выбил из нее несколько сигарет. Протянув пачку, предложил:

— Кури.

— Вообще-то я предпочитаю «Кэмел», — заметил Жиган.

— А разве в камере выбирают? На зоне мы смолили, что попало.

Выпустив кольцо дыма, Жиган заметил:

— Зона — в прошлом. Зачем его ворошить? Лучше расскажи, как ты так круто поднялся. Упакован по первому классу. Пахнешь, как цветочная клумба, и прикид у тебя, наверное, от «Версаче» — не меньше.

— Чуть похуже, но тоже ништяк, — польщенный, ответил Филимон. — Ладно, давай все по порядку перетрем. А потом о деле побазарим.

Жиган отодвинулся к стене, приготовившись слушать.

Отмотав срок, Филимон вернулся в Москву. Отец, считавший сына законченным подонком, пил по-черному. К тому времени завод, на котором вкалывал Филимонов-старший, шел ко дну. Предприятие, выпускавшее до перестройки военную продукцию, сейчас штамповало кухонные приборы — никому не нужные электрошашлычницы и прочую дребедень. Вскоре на заводе начались сокращения.

Старик целыми днями сидел на кухне, тупо уставившись на батарею бутылок.

И бывший зэк начал искать свое место под солнцем.

Филимон устроился в коммерческий ларек ночным продавцом. Коротая долгие ночи, придумывал себе разные занятия, чтобы хоть как-то разнообразить общение с подвыпившими клиентами и проститутками.

Случайно в соседнем киоске, торгующем всякой всячиной, обнаружил пеструю коробку с дюжиной магнитофонных кассет. Сосед-продавец отдал Филимону коробку, относившуюся к разряду неходовых товаров, во временное пользование. На кассетах был записан базовый курс итальянского языка.

— На хрена тебе итальянский? Слишком умным хочешь стать? — спросил однажды владелец киоска, заставший продавца, слушающего плеер.

— Просто так. По приколу, — ответил Филимон, сам не зная, зачем ему итальянский.

— Клиентов надо слушать, а не болботню макаронников. Будут жалобы, ищи место в пиццерии, — предупредил недовольный хозяин.

Прослушав курс и многократно повторив уроки, Филимон усвоил несколько ходовых фраз и выражений. Теперь он вполне сносно мог объясниться с жителем Апеннинского полуострова. Но итальянцы киоск с дешевой жратвой и выпивкой не посещали.

Миром правит его величество случай. Главное — не упустить шанс изменить свою жизнь к лучшему. Не многим это удается, но Филимон своего шанса не упустил.

Однажды возле киоска притормозила иномарка. Из машины вышел плотный седовласый господин, пожелавший купить пачку сигарет. Расплачиваясь, он тихо матерился.

Высунувшись из амбразуры ларька, Филимон участливо спросил:

— Проблемы?

Седовласый подозрительно уставился на сердобольного продавца. Но после минутного размышления сказал:

— Факс из Италии пришел. А толмач, сука, допился до белой горячки. Дома сидит. Ежиков под ванной ловит.

— Бывает, — философски заметил Филимон, сняв наушники плеера.

— Мне утром распоряжения отдать нужно. А в чем дело, понять не могу. Не силен в языках, — пояснил седовласый.

Филимон попросил показать факс.

Господин направился к машине, покопался в дипломате и, вернувшись к киоску, подал измятый факс необычному киоскеру.

— Студент, что ли? Подрабатываешь в комке?

Филимон усмехнулся:

— На зоне университеты заканчивал. А в этой будке на хлеб зарабатываю.

Перевести документ оказалось несложно.

Итальянская таможня запрашивала какие-то дополнительные реквизиты фирмы, осуществлявшей реэкспорт «Жигулей» с полуострова. Без данных груз, установленный на железнодорожных платформах, не выпускали. Каждый день простоя влетал в копеечку. Пришлось бы оплачивать и вынужденный простой трейлеров, ждавших перегрузки на польской границе.

Ночным покупателем оказался не кто иной, как Владимир Петрович Колесников собственной персоной.

Не забыв про головастого парня, Колесников очень скоро наведался в киоск. На сей раз он решил зайти внутрь. Проникнув в тесное помещение, окинул его критическим взглядом и спросил:

— Не надоело в конуре париться?

— Надоело, — признался Филимон.

— Пойдешь ко мне работать?

— Переводчиком? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Толмачи — не проблема. Этих кадров сейчас в Москве, что головастиков в луже. Мне человечек надежный нужен.

Филимон напомнил:

— Но я же сидел.

Лицо седовласого расплылось в располагающей улыбке. Вскрыв банку с пивом, Колесников утолил жажду, облизнул губы и, отрыгнув, разъяснил свой выбор:

— У нас в стране почти каждый третий сидел. А ты, похоже, обратно за решетку не собираешься, если язык самостоятельно осилил…

— Не собираюсь.

— …значит, будешь за меня держаться. Останешься в комке — или воровать начнешь, или какую-нибудь пьяную рвань завалишь, или сам запьешь. А со мной человеком станешь. — Помолчав, Колесников добавил: — Я ведь тоже срок чалил. И не малый. Так что знаю, как трудно бывшему зэчаре подниматься с колен. Всякая сволочь к земле гнет, словно мы не люди…

Закрутилась у Филимона новая жизнь.

Обо всех темных делах Жигану он не рассказывал. Колесников научил держать язык за зубами и за молчание щедро платил. По сути, ночной покупатель вытащил Филимона из нищеты.

Через полгода Филимон обзавелся «девяткой» цвета мокрого асфальта с престижным удлиненным крылом. Еще через год, продав «Жигули», пересел на иномарку, а потом и счет потерял, меняя машины, как перчатки. Удовлетворив страсть любого нормального мужика к средствам передвижения, Филимон взялся за обустройство жилища. Мать осталась доживать свой век в тесной «хрущевке», а