замечание Лариса Георгиевна, привыкшая к веселому нраву коллеги. — Это не профессионально с вашей стороны, возьмите себя в руки и прекратите унывать.

— Слушаюсь, Лариса Георгиевна, — не без иронии ответил ей Дорошев и включил режим автопилота, потому как давно уже потерял интерес к делу Колмакова.

— У нас есть неделя. Я считаю, что этого времени вполне достаточно, чтобы разъяснить оставшиеся неразрешенными два вопроса: первый это — смерть Колмакова, а второй — мотивы.

Перегудов согласно кивнул, он в отличии от молодого капитана, напротив загорелся делом громовского серийного убийцы с еще большим энтузиазмом, чем в самом начале их расследования.

— Мы проверили все контакты жертв и подозреваемого — между жертвами никакой связи, они не были знакомы между собой. Поэтому мотив похоже один — никакого смысла в совершенных преступлениях.

— И меня это тревожит, — Астахова нарисовала схему, прикрепив в центр портрет Колмакова. — Есть три основных мотива: месть, ревность и личный. Я бы склонялась к третьему, пока неясному. Возможно, Колмаков убил их из-за психологических патологий. То есть, действительно был психом.

— Жертвы между собой не связаны, — напомнил Максим. — Это похоже на поведение серийника.

— А вот с Паниным всё более менее ясно, — прикрепила она рядом портрет покойного капитана. — В том, что его убил Колмаков — никаких сомнений и мотив однозначный — скрыть свою причастность к убийству Карины Киреевой.

— Колмаков мог убивать женщин из ненависти и мести, — озвучил свою версию Дорошев.

— Вполне вероятно, — согласилась с ним Астахова. — Первую убил в состоянии аффекта, что объясняет орудие убийства, дальше — вошел во вкус.

— Верно, — Максиму нравилась эта версия и хотелось поскорее закончить. — С третьей жертвой не успел совершить половой контакт — кто-то помешал. Как только мы приехали, жертвы прекратились, потому что испугался. Когда понял, что мы вышли на его след, в панике выкопал тело Киреевой, его застал Панин. Колмакову пришлось убрать свидетеля. А потом в панике покончить с собой.

— Вот здесь я не соглашусь, — возразила Лариса Георгиевна. — Столько времени он держался, практически, у нас на виду, продолжал работать в полиции. Вы только представьте насколько циничный, эгоистичный, себялюбивый, а такие ни за что не смогут причинить себе вред. А ты что скажешь, Миша?

Всё это время молчавший Перегудов наконец-то отвлекся от изучения материалов дела, а именно биллинга звонков подозреваемого и устало взглянул на нарисованную Астаховой схему. Он отложил бумаги и таинственно поведал о своих предположениях:

— Я думаю, есть еще один важный свидетель, мы с самого начала шли в ложном направлении, потому что игнорировали существование человека, способного ответить на многие вопросы.

— Ты о ком? — удивилась Астахова, понятия не имея о ком речь, а ей не нравилось выглядеть глупой, ей хотелось всегда быть умнее всех. — Михаил Алексеевич, вы не могли бы озвучивать предположения конкретнее?

Но Перегудов плевал на задетое самолюбие полковницы, в первую очередь он оставался человеком, к сожалению, обычным без сверхспособности повернуть время вспять. А если бы мог, то обязательно бы изменил последующую цепочку событий, приведшую к необратимым последствиям.

— Я сейчас всё объясню, пусть пока допросную подготовят, — сказал он коллегам. — Ночь предстоит длинная.

Темные кабинеты районного отдела внутренних дел опустели, многие закончили свой трудовой день и спешили в переполненных трамваях и маршрутках домой, к семье, детям, телевизору, кто-то не радостно предвкушал вечер у плиты, тем не менее умиротворенно и даже в какой-то степени счастливо принимая жизнь такой, какая она есть.

Тишина воцарилась в длинных, плохо освещенных коридорах и шаги Дорошева отдавали эхом по всем этажам.

Он успел как раз вовремя, Валюшкина закончила свой обычный ритуал проверки штекеров и розеток и достала ключ.

— Максим, вы еще не ушли? — удивилась она, хотя прекрасно видела капитана перед собой.

— Алена, нужна ваша помощь.

— А что случилось?

— У нас появился важный свидетель, нужно вести протокол допроса. Поможите?

Разве она хотя бы когда-нибудь кому-нибудь отказывала?

— Да, разумеется, — замялась стажерка у двери. — Закрывать?

— Оставьте пока, — вяло махнул рукой Максим.

Она покорно следовала за ним, как бедная овечка на заклание. По дороге не встретили ни одной живой души, похоже в этом мрачном здании никто не желал задерживаться надолго. Кроме Астаховой и Перегудова, те сидели в допросной и ждали не пойми чего или кого. Максим зашел и пропустил вперед Валюшкину. Она направилась на свое рабочее место. Вдруг Перегудов остановил ее.

— Алена, сядьте, пожалуйста, напротив, — указал он на стул, место для подозреваемых.

Стажерка потупила глаза в пол и молча села, помрачнело лицо, втянула шею в плечи, будто приготовилась послушно принимать избиение. Но она точно понимала и осознавала происходящее, готовая так же покорно принять свою судьбу и наказание.

— Алена, где вы были в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое? — это была та самая ночь, когда Колмаков разбился насмерть.

Она подняла глаза, в них дрожали слезы. Ночь действительно, предстояла длинная, то что громоздилось в душе, рвалось наружу. Пришло время рассказать правду.

Обида, сожравшая душу

Зачем он так делал? Пропадал и возвращался обратно, проходил мимо на работе, будто и не замечал, равнодушный и холодный, словно айсберг.

У Алены буря в душе, менялась затишьем, но никогда это затишье не выглядело столь зловещим, как в ту трижды проклятую ночь.

Она бродила тенью, мать, погруженная в себя, не замечала психического состояния дочери, граничащего с безумием. Иногда лишь напоминала: “Ты поешь, а то совсем исхудала, одни кости торчат”.

Алена не могла ни есть, ни пить, мучилась бессонницей и все время думала об Олеге. Зачем он так с ней? Почему? Она любила его больше жизни, никогда и ни с кем ей не было так хорошо, словно нашла себя. Но Олег просил оставить его в покое и не преследовать.

Разве она могла? Алена слишком глубоко погрязла в огромном и бездонном болоте под названием любовь.

Поздно вечером, ближе к одиннадцати пришло сообщение. Алена уже легла, но тут же вскочила и дрожащей рукой взяла телефон.

“Не спишь?” — спрашивал Олег, в конце добавив смайлик.

“Нет, а что?” — отправила она и с нетерпением ждала ответа.

Спустя пару минут он снова написал: “Хочешь — приходи ко мне”.

Она безумно хотела, лишь бы увидеть, снова обнять, ощутить на своих губах вкус его поцелуя. Алена, не думая, собралась, мать крикнула из спальни:

— Куда на ночь глядя?

— Не спится, пойду прогуляюсь.

Мать не стала приставать с расспросами, с постели подниматься сил не было.

Глупая овечка вызвала такси, так спешила к любимому. По дороге спросила: