Алена, — решил уточнить Михаил, — вы не рассказывали о преступлениях Колмакова потому что любили его или потому что боялись?

— И то, и другое.

— Почему вы рассказали о своих подозрениях Панину? Я не виню вас, хотя по факту наша группа более компетентна. Почему вы доверились человеку, гнобившему вас и унижающему при каждом удобном случае?

— Я зависела от него. Панин мне тоже угрожал. Он узнал про наш роман с Олегом и шантажировал, заставлял следить за вами.

Здесь уже Астахова не удержалась и воскликнула: “Так вот откуда ноги растут”.

— Извините. Я была в таком ужасном состоянии, не понимала ничего.

— Значит вы следили за ним и в ночь убийства первой жертвы, и в последующие?

— Нет. Только в ночь убийства первой жертвы.

— Расскажите подробно, что между Колмаковым и убитой произошло? Что вы видели?

— Сначала они занимались… этим обычно. Потом Олег заставлял ее… — Алена прочистила горло, стыдливо опустила веки, — заниматься сексом так, как она не хотела.

— То есть в извращённой форме?

— Да.

— Что было дальше?

— Они ругались, девушка оскорбляла его, он схватил камень и ударил ее в висок. Потом я испугалась и убежала. Я его очень любила. Хотела знать, какие женщины ему нравятся, поэтому следила.

Они еще долго слушали подробности страшной ночи, последней ночи Панина и Колмакова. Все трое не знали, как относится к Валюшкиной: жалеть или порицать, но неоспоримо одно — они ей верили.

***

Пришло время прощаться, спецгруппа справилась с поставленной задачей раньше назначенного срока. Обстоятельства смерти Колмакова теперь более чем известны, хотя мотивы совершенных им преступлений не в полной мере ясны и понятны.

Брагин провожал их до самого перрона. Поезд должен был прибыть с минуты на минуту. Дорошеву нетерпелось запрыгнуть поскорее в свой вагон и забыть об этом городе, как будто и не было. Астахову и Перегудова беспокоила некая недосказанность, хотя и они желали того же — поскорее отсюда убраться.

— Всего доброго, коллеги, — полковник пожал им поочередно руку, завидев приближающийся поезд.

— Взаимно, — ответила за всех Лариса Георгиевна.

Прощание оказалось коротким, москвичи спешили и это понятно.

Ни один нормальный человек не станет задерживаться в их захолустье, — подумал Брагин и понуро поплелся на работу, которую оставит через месяц и уйдет не по доброй воли на пенсию.

В шумной толпе пассажиров и провожающих мелькнуло грустное лицо, теперь уже бывшего лейтенанта Валюшкиной. Она наблюдала издалека за москвичами и хотела воочию убедиться, что те в действительности покидают город. И вздохнула с облегчением, когда поезд тронулся с места, сначала не спеша, затем все быстрее и быстрее, пока вовсе не скрылся за горизонтом.

Только после этого Алена ушла. Удивительно, но в последнее время она больше не плакала, видимо, закончились слезы, чувствовала себя легко и свободно. Единственное, что ее тревожило это дальнейший суд и возможный приговор. Адвокат успокаивал её, да и она сама знала, что много не получит, а скорее всего условный срок за сокрытие преступлений. К тому же есть много смягчающих факторов и таких как она, обычно жалеют. Всё-таки впервые ей на руку притворная шкура бедной овечки.

Алена внимательно изучило расписание поездов и улыбнулась в предвкушении новых городов, мест, которые она обязательно посетит, как только всё закончится. А пока будет грустить, бродить незаметной тенью по улицам и выискивать в каждом мужчине знакомые до боли черты Олега.