мало, я же дважды уже сказал, нужно чтобы твой бог признал тебя достойным. Если глава рода или наследник, в редких случаях — просто член благородного рода может обратиться к своему богу в любой момент, и даже получить ответ, то простолюдину, особенно тому, кто не поклоняется толком никому, услышан может быть только в специально месте — Храме всех богов[1]».

«А дворяне?»

«Дворяне — это благородные, признанные в таковом качестве смертным правителем. Но после того, как правители, любящие игнорировать волю богов или прямо ей противоречить почему-то закончились, эти слова стали практически синонимами. Если Егору Фомичу повезёт, то из Храма он выйдет благородным, а когда зарегистрирует этот факт в Дворянском собрании — то и дворянином. Ну, и все без исключения титулы — это тоже дело смертных правителей, боги в это почти не вмешиваются. Единственно, что они вряд ли допустят, чтобы, скажем, Лисов был ниже по значимости, чем какой-нибудь Лисочкин или Лисовский. Фамилии благородых родов люди не сами себе выдумывают, а от богов получают, и чем ближе название рода к имени тотема — тем выше род в глазах бога среди прочих, ему поклоняющихся. Поэтому то, что Государь Император носит фамилию Кречет, а не Кречетов, например — знак высочайшего к нему расположения от божества».

«Надо же, как всё запущено! Аж голова раскалилась. Или это от того, что некоторые разгильдяи без головного убора на полуденном солнце валяются⁈ Давай в воду, охладись — и в тень, хотя бы даже и в фургон свой!»

Больше мы с дедом фундаментальных вопросов устройства общества не касались, да и других серьёзных вопросов — тоже. Тем более, что вскоре подтянулись знакомые, как сказал бывший одноклассник Сашка Полынкин — «на блеск серебра и запах крылышек», которые я как раз разогрел на плитке. Компания становилась всё больше, редко кто приходил с пустыми руками, и как-то так само собой получилось, что девушки оккупировали салон моего фургона, разложив оба столика, включив принудительную вентиляцию, а ближе к сумеркам и освещение. Кто-то из парней приволок огромный зонтик от солнца, наподобие тех, что в кафе ставят, под него набросали покрывал, устроив достархан, куда и завалились все, кроме дежурной смены добровольных поварих. Причём девчонки не столько занимались готовкой или нарезкой, сколько под предлогом этого устроились на мягких диванах за нормальным столом и там, в отдалении, всласть сплетничали, заодно пытаясь рулить процессом.

Такое скопление молодёжи не проигнорировали и стражи порядка. Правда, старший патруля, свояк соседа-полицейского, имевшего ранг, равный армейскому капитану, тоже Лисовский, но пониже званием, придираться не стал. Оценив опытным взглядом, что ничего, крепче пива на столе нет, да и того не сказать, что в избытке, а также узнав меня, сказал только:

— Так, молодёжь. Особо не шумите, не мешайте прочим отдыхающим, и порядок не нарушайте. И в воду под хмельком лучше не лезть. Юрий Викентьевич, хорошо отдохнуть.

Едва патруль отошёл, как некоторые начали меня тормошить — мол, откуда такое внимание и повышенная покладистость? Отшутился, мол, хорошо быть в хороших отношениях с соседом, особенно если он — полицейский начальник. Посмеялись, поверили. А, может, действительно — именно в этом и дело?

Опять пожалел, что в фургоне нет музыки — почему-то во время переделки даже не вспоминаю об этом, а вот сразу после — обязательно и неоднократно.

«Ну, патефоны ваши всё равно на ходу не послушаешь — иголка на каждом ухабе будет по пластинке прыгать. Сделали бы уже запись на кристаллы, что ли, как на флешку — куда как удобнее получилось бы».

«Не знаю, что такое „флешка“, но музыки порой не хватает, в том числе и в дороге».

Видимо, о музыке подумал не только я — откуда-то появилась гитара, даже две: одна с пошлейшим бантом на грифе, вторая без подобных украшательств. Начались песни, постепенно добрались и до моих «пиратских», правда, перевирали порой жутко. Боюсь, не удержал физиономию, потому что последовал вопрос от сидевшей напротив Зинки, с шестого класса изводившей большую часть парней в классе своей язвительностью:

— Юра, а тебе что, не нравится песня?

— Песня нравится, переделка — не очень.

— В каком смысле, «переделка»⁈

— В прямом. В оригинале там немножко другие слова, вроде похоже, но смысл меняется почти полностью, и мелодия в другом темпе должна быть.

— А ты что, так прямо вот хорош знаешь, что и как там должно быть?

— Так уж получилось, что как бы — да…

— Ой, Юра, а ты ведь и сам тоже песни пишешь, я слышала? — Опять язва-Зинка, кто бы сомневался. — Может, исполнишь что-нибудь? Заодно и «Сушите вёсла» правильно споёшь.

По лицам приятелей и просто знакомых понял — увильнуть шанса не будет, только ценой полной потери авторитета. Вздохнул, взял ту гитару, что без пошлостей, слегка подстроил.

— Ладно, с чего начинать?

— Со своего, я же уже просила.

— Это я слышал, с чего именно своего?

— Опаньки! А что, есть выбор⁈

Начать решил с начала — девушкам, думаю, «Дуб», который бывший «Клён», нормально зайдёт. После спел одну из «пиратских» песен, потом «Надежду», за ней следом — «Регату» и «Бутылку рома». Затем — «Чёрного кота», предварив его исполнение рассказом про корейские суеверия и закончил песней «Шанс».

— Постой, эта, последняя — она очень похожа на «пиратские»? — Заинтересовался владелец гитары.

— Не просто похожа — она из того же набора.

— А почему раньше не слышал⁈

— Не знаю. Может, меньше нравится людям. А, может, от того, что она последняя пока