название небольшого финского хутора недалеко от Выборга. Собственно, финского там осталось только название, дома были разрушены во время войны, кое-где остались только каменные стены и фундаменты. А потом на том месте построилась небольшая деревня, домов двенадцать, и… кажется, в восемьдесят первом году тетя Розалия с мужем снимали там дачу.

Взгляд Степана затуманили воспоминания. Он продолжил после небольшой паузы:

– Родители мои тогда как раз окончательно развелись, до этого целый год продолжались скандалы и размен квартиры, так что я был весь дерганый. Подросток двенадцати лет – и так не подарок, а тут еще все навалилось. В общем, родителям было не до меня, и тетка взяла меня на все лето. Сама она уволилась с работы, чтобы перед школой оздоровить, как она говорила, свою дочку. Ленка и правда была очень болезненным ребенком, в садик почти не ходила.

Степан потер лоб, углубившись в воспоминания.

Ксения терпеливо ждала.

– Муж тетин приезжал на дачу редко, он очень много работал, так что мы проводили время втроем. Были в деревне какие-то мальчишки, но мне они не нравились – бесконечно ловили рыбу, а вечерами курили на задах и виртуозно матерились. Там было озеро, подальше – еще одно, большое, ну и, конечно, лес. С июля мы проводили в лесу много времени. В жизни не видел столько грибов и ягод… И вот однажды уже в августе мы пошли за малиной. И самый густой малинник рос на развалинах старых финских домов. Ленке велено было туда не ходить, но она не вняла предупреждениям. Тетя, видно, отвлеклась на ягоды, только велела мне присматривать за сестрой. И вот я поглядывал на нее и вдруг ее потерял. Крикнул: «Ленка! Ленка!» – и заметил, как красная курточка мелькнула в развалинах. Я заорал, чтобы немедленно шла назад, и какое-то чувство подтолкнуло меня за ней. Сам не знаю, почему я не стал кричать и подбежал по возможности тихо. И увидел, что Ленка стоит, окаменев от страха, а рядом выползает из расщелины большая гадюка. Потом я узнал, что гадюки редко достигают в длину больше метра, но тогда она показалась мне огромной.

– Ну, понятное дело – у страха глаза велики.

– Да, но ужаснее всего было то, что сзади Ленку поджидала еще одна змея, а у нее были хоть и резиновые, но коротенькие сапожки. До сих пор, как вспомню – пот прошибает, – признался Степан и вытер лоб. – В общем, сам не знаю, как я прыгнул и схватил Ленку на руки. Змей вокруг было не меньше десятка, они просто грелись на солнышке и очень рассердились, когда их потревожили. И тут я вдруг понял, что мне буквально некуда поставить ногу, а Ленка собралась уже заорать и вырваться. И вдруг я услышал тетин голос:

«Замри! Не шевелись! Тогда они уползут».

Она стояла на краю поляны и боялась броситься к нам, чтобы еще больше не рассердить змей.

«Стой смирно! Молчи!» Это уже она крикнула Ленке, и голос ее был тверд.

– Я подумал, что не смогу больше стоять на одной ноге и держать Ленку на весу, она хоть и худенькая, но ведь и мне тогда было всего двенадцать. Еще немного, и я не удержу ее. И тогда мы с ней свалимся прямо на змей, которые и не думали уползать.

«Степа, поверь мне, постой еще немножко, они уйдут…» – говорила тетя Роза, потихоньку приближаясь к нам.

– И скоро змеи стали уползать, недовольно шипя. Руки у меня онемели, так что тете Розе пришлось отрывать дочку едва ли не силой, – Степан перевел дух и улыбнулся Ксении. – Потом уже мы договорились с теткой, что всегда будем доверять друг другу. Ведь мы же родня. А если забудем про это, то только сказать одно слово: «Мустоярви». По-фински это буквально – «Черное озеро». Озеро там действительно было, и вода всегда темная, торфяная, наверное… Так что не зря тетя передала с вами это слово, это означает, во-первых, что я могу вам доверять, а во-вторых – что ей нужна моя помощь. Очень нужна.

– Да, я это поняла. В детали она не вдавалась, но я поняла, что неприятности как-то связаны с ее родственниками. Розалия Степановна чего-то боится. Чего-то или кого-то… Оттого и скрывается в клинике, говорит всем, что инопланетян каких-то опасается, которые за ней охотятся… Надо сказать, весьма артистично это проделывает, трудно не поверить. – Ксения рассмеялась.

Степан, однако, помрачнел:

– Она боится своего зятя. Мужа своей дочери. Это опасный человек. Он подчинил свою жену, Елену, своему влиянию. То ли запугал ее, то ли просто подавил ее волю, и делает все для того, чтобы избавиться от тети и заполучить ее наследство.

– Она… богата? – не удержалась Ксения.

– Покойный муж ее разбогател после перестройки и оставил ей достаточно, чтобы и она, и дочь ни в чем не нуждались. Ну, еще кое-что из недвижимости плюс контрольный пакет акций крупной компании. Деньги же находятся в трастовом фонде, который устроен довольно хитро. Я в подробностях не знаю, но, кажется, оттуда поступает каждый год вполне приличная сумма, которую вдова может потратить. Если же тетя Розалия умрет, то все будет сделано согласно теперь уже ее завещанию. Опять-таки не знаю точно, но деньги там очень приличные. Умер тетин муж лет десять назад, оставив все жене, очевидно, считал ее женщиной разумной и твердой, что и оказалось. Елена была в тот момент не замужем, развелась с первым мужем. Попался какой-то охламон, ее отец очень был недоволен этим браком. На самом деле… – Степан задумался, – …в общем, он мне даже нравился. Такой был… вроде как творческая личность, закончил что-то по поводу кино, но тесть считал его лентяем. В общем, сколько-то лет они продержались, потом развелись, и тут Ленин отец умер. И сразу же завертелись вокруг его доченьки явные охотники за деньгами. Розалия Степановна тогда отвлеклась на дела, опять же сильно переживала кончину мужа, они прожили много лет, как говорят, в любви и согласии. Короче, через несколько месяцев Елена снова вышла замуж, тетя не смогла ее отговорить. Хотя поначалу вроде бы не было в новом муже ничего плохого. Такой, знаете, обаятельный, умел нравиться женщинам. Елена в него влюбилась по уши и не скрывала этого, нарочно напоказ выставляла свои чувства. Висла на нем при людях, в общем, вела себя… неразумно.

Степан замолчал, а Ксения подумала, что он через силу употребил более приличное слово, вместо того чтобы назвать сестру идиоткой.

– Может быть, она просто хотела досадить первому