Это был Зиккурат, храм, в котором Черноголовые молятся своему божеству, в котором они приносят ему жертвы.

Уш-Кун не мог отвести глаз от Зиккурата.

Он пошел к нему, как отбившаяся от стада овца идет на зов своего хозяина.

На полпути он понял, что именно там, в Зиккурате, Черноголовые хранят свои главные тайны, свои самые удивительные вещи.

Значит, туда ему и следует проникнуть.

Прячась за домами и пригибаясь к земле, дикарь подобрался как можно ближе к Зиккурату. Теперь он мог видеть его весь, от огромного основания до крыши, упиравшейся в самое небо.

Перед входом в Зиккурат стояло целое стадо огромных каменных быков. Быки были огромны, больше любого быка, какой когда-либо топтал степную траву, больше любого животного, которого когда-нибудь случалось видеть кочевнику.

И у них… у этих удивительных животных было не четыре ноги, а целых шесть!

Уш-Кун загляделся на удивительных каменных быков – и едва не попался.

В самый последний момент он услышал приближающиеся шаги и увидел воинов в круглых шлемах и блестящих доспехах, с обнаженными мечами в руках.

Уш-Кун заметался в поисках какого-нибудь укрытия – и тут заметил большой, богато украшенный сундук, который стоял возле ступеней храма.

Уш-Кун приоткрыл сундук и юркнул в него как раз за мгновенье до того, как воины в круглых шлемах заметили его.

Степной кочевник перевел дыхание и возрадовался тому, что сохранил свою ловкость, не поддался магии Черноголовых. Сейчас он немного переждет и выберется из сундука…

В сундуке были сложены одежды.

Конечно, Уш-Кун не мог видеть в темноте, как они красивы, но ощущал их нежную, шелковистую мягкость, так не похожую на ту грубую одежду, которую носили он сам и его соплеменники.

Судя по звукам, воины остановились как раз возле сундука, в котором прятался кочевник. Один из них что-то сказал на незнакомом языке, и вдруг сундук сдвинулся с места и закачался. Должно быть, его подняли и куда-то понесли.

Наконец сундук поставили.

Уш-Кун дождался, когда носильщики и сопровождающие их воины уйдут, и хотел уже выбраться из сундука – но тут совсем рядом снова раздались шаги и голоса многих людей.

Кочевник снова затаился в сундуке, дожидаясь более благоприятного момента.

Снаружи доносилось удивительное пение, певучие, ритмичные речи на языке Черноголовых.

В какой-то момент все голоса стихли, наступила тревожная тишина, и в этой тишине прозвучал торжественный голос, который произнес непонятные слова:

– Сафаиль рошаммон!

А потом… потом послышался странный, устрашающий звук.

Словно где-то поблизости рокотал гром…

Уш-Кун невольно вспомнил ночные грозы в родной степи, танец ослепительных молний, вспышки яростного белого пламени, загорающиеся, как свечи, одинокие деревья…

Неужели магия Черноголовых научила их приручать даже степную грозу?

Рокот, раздававшийся совсем близко, испугал кочевника – но в то же