дернул назад и приблизил свои губы к моему уху. — Это мой театр. Ты на моей сцене. Ты можешь быть моей партнершей, но не заблуждайся, я контролирую каждое движение, каждое действие. Ты должна следовать моим указаниям, девочка, — прорычал он, когда его рот переместился к моей шее, и он втянул мою плоть между зубами.

— Я не покладистая, — сказала я, задыхаясь, когда посасывание перешло в покусывание. — Я многого требую от партнера…

— Ты не требуешь, — сказал он, сомкнув пальцы вокруг плоти, которую он шлепал, и сильно сжав ее. — Я требую.

Боже, феминистка во мне знала, что я должна протестовать против этого неандертальского утверждения, но моему телу было наплевать на политкорректность. Все, что меня волновало, это чувствовать его руки на себе — буквально на каждом сантиметре кожи. Я пошевелила задницей под рукой, все еще лежащей на моей ягодице.

— Это был лучший шлепок, который ты получала?

— Блядь, — прошептал он, когда мое сердце радостно заколотилось в груди, но это ощущение было противопоставлено мучительной пульсации между ног, умоляющей об освобождении. — Черт возьми, Клара, ты похожа на меня больше, чем я мог надеяться.

Резкий рывок заставил меня поднять голову и повернуться, когда его губы нашли мои, поцелуй был таким же требовательным, как он и обещал, его язык проникал внутрь, танцуя с моим. Я выгнулась, не заботясь о том, насколько развратно я выгляжу, прижимаясь задницей к любой его части, до которой могла дотянуться.

Его стон был прекрасен, как любая симфония, под которую я когда-либо танцевала, а кулак, зажавший мои волосы, служил мне заверением, что он контролирует ситуацию, и не нужно бояться, что он уронит меня, пока мы выступаем вместе в идеальной гармонии.

12

Алек

Я застонал от невероятного ощущения ее прижатия ко мне. Она выгнула спину, тяжело дыша от желания, и мой член стал тверже, чем когда-либо прежде. В этой девушке было что-то очень сексуальное. Госпожа Симёнева не была такой уж невинной, какой казалась на первый взгляд. Мне показалось, что в ней есть нечто большее. Она сказала, что ей нужно чувствовать, что она держит себя под жестким контролем. Я намеревался лишить ее этого. Я действительно хотел открыть ту ее часть, от которой она отказывалась последние несколько лет.

Мысль о том, чтобы развратить Клару, вытащить ее из скорлупы, была чертовски соблазнительной, и я почти не мог этого вынести. Она думала, что знает, чего хочет, но я собирался показать этой маленькой девочке, как сильно и быстро я могу двигаться.

Она толкнулась в меня, чередуя давление и скорость, издеваясь, дразня меня, несмотря на то, что между нами все еще оставалась преграда в виде ее трусиков. Я усмехнулся, даже стиснув зубы. Если бы я не был осторожен, то мог бы забыть о прелюдии и сразу перейти к траху под постоянной властью ее прикосновений.

Черт. Она действительно была женской версией меня.

Как будто мой мозг переключился на другую передачу, я снова схватил ее за волосы и дернул сильнее в сексуальном предупреждении.

Я контролировал ситуацию, и чем раньше она это поймет, тем лучше.

Как бы я ни наслаждался, я не хотел кончать, когда еще так много осталось неизведанного в ее теле. И, судя по тому, как сильно пульсировал мой член, мне нужно было одержать верх. Я все еще не ощутил, как сильно я ее возбуждаю. Я не знал, что ждет меня внутри ее трусиков, и мне нужно было почувствовать, попробовать и понюхать каждую частичку ее возбуждения. Я втайне фантазировал о том, каково это — оказаться внутри нее с того самого момента, как впервые увидел ее тело, и не хотел упускать возможность узнать, какие тайны скрываются за ее непринужденным, бесцеремонным стилем. А когда я услышал ее стоны и мычание при каждом жгучем рывке за волосы, я понял, что эта женщина — моя.

Дав ей еще один сильный шлепок по заднице, я снова перевернул ее, на этот раз на спину. Когда она вздохнула от одного шлепка, я прижался к ней всем телом, целуя ее, чувствуя, как она извивается. Я знал, что она хочет меня, что она была бы рада, если бы я просто взял ее, но этого не должно было произойти — не сейчас. Не сейчас, когда я еще не видел ее лица, искаженного от удовольствия и похоти. Клара казалась такой собранной, такой взвинченной, и мне очень хотелось заставить ее рассыпаться, заставить ее раскрыться. Желая попробовать ее на вкус, я провел ртом по ее телу, делая паузы, чтобы снова полакомиться ее сосками, оттягивая зубами то один, то другой от ее тела. Это вызвало прекрасное шипение, когда она выгнулась дугой, чтобы ослабить давление.

Я наслаждался этим моментом, пытаясь понять, как далеко я могу зайти в отношениях с этой женщиной. Увидеть, насколько она спонтанна и как много боли она может вынести… как далеко на темную сторону я могу ее завести. И по тому, как она вскрикнула от вожделения, когда я откинул голову назад, удлиняя зажатый между зубами нежный бутон, я понял, что нас ждет много греховного удовольствия.

Когда мои губы касались ее кожи, она громко задыхалась, стонала и извивалась, выглядя сексуальнее, чем я когда-либо раньше видел женщину. Может быть, я и развлекался в своей жизни с сексуально авантюрными женщинами, но эта действительно что-то значила для меня. Я чувствовал что-то к Кларе, и это делало все намного более интенсивным. А от того, что ее энергия совпадала с моей, мой член готов был взорваться при мысли о том, что у нас может получиться.

— О, черт, — прошептала она с тревогой, когда мой рот нашел ее бедра. Она дрожала, напрягалась, толкала свою обтянутую трусиками киску мне в лицо, и это меня чертовски сильно заводило. Она не стеснялась. Она точно знала, чего хочет, и я ничуть не удивился, когда она потребовала: — Черт возьми, Алек. Хватит меня дразнить. Пососи меня. Вылижи меня. И ради Бога, трахни меня!.

Уговаривая себя не уступать ее требованиям, но не в силах противиться желанию увидеть ее голую киску еще хоть на секунду, я встретил ее взгляд, схватил в кулак черное кружево и сорвал трусики с ее тела, не заботясь о том, что нежная ткань порвалась, сделав их бесполезными. Отбросив их в сторону, я вдохнул ее сладость. Она была горячей и влажной, и меня совершенно убивало то, что я не вошел в нее прямо сейчас.