— Как ты думаешь, это из-за Клары? — спросил я, стараясь казаться бесстрастным, хотя уже знал ответ. А что еще это может быть?

— Полагаю, что да, — сказал Юрий, посмотрев на меня.

Когда он на секунду задержал взгляд, у меня возникло ощущение, что он каким-то образом узнал о том, что мы с Кларой переспали. Я боялся, что этот момент рано или поздно наступит, и хотя я никогда не стал бы извиняться за то, что это была самая невероятная ночь в моей жизни, осознание того, как разозлится Юрий, каждый раз приводило меня в ужас. Я страстно ненавидела драмы.

— Я не представляю, что еще может быть. Я знал, что будут проблемы, когда ты предложил ей пройти прослушивание. Я говорил тебе…

— В котором часу они придут? — спросил я, не желая слушать его нытье о том, что он меня предупреждал. Я знал, что меня будут допрашивать. Я возглавлял деловую часть нашего театра. Я был тем, кто пошел за Кларой. Конечно, я не заставлял ее физически вступать в труппу, но я использовал все имеющиеся в моем арсенале сведения, чтобы заманить ее, пока она не смогла отказаться от прослушивания, не потеряв лицо, хотя бы перед самой собой. Если у них были какие-то сомнения или им не нравилось, как я вел дела, именно мне предстояло принять последствия. Но это еще не означало, что я готов к тому, что мой брат начнет поворачивать вертел и жарить меня на углях.

— Через пару часов или около того, — сказал он с озабоченным видом.

Часть меня была рада, что это произойдет так скоро, потому что это не даст Юрию много времени, чтобы разволноваться, но другая часть меня была совершенно напугана. Часа или двух было недостаточно, чтобы понять, что я собираюсь сказать. Конечно, я знал, почему я преследовал Клару, и я знал, что поступил правильно. Но как я смогу донести это до них, если они не согласятся?

— Тогда мне пора собираться, — сказал я, а пальцы уже стучали по клавишам ноутбука.

Юрий с ворчанием поднялся со своего места, сделал паузу, как будто хотел сказать что-то еще, но затем повернулся на пятках и ушел, захлопнув за собой дверь моего кабинета, оставив за собой последнее слово, но мне было все равно.

Я немедленно приступил к исследованиям, собирая воедино такие данные, как рост продаж билетов, количество уже проведенных и запланированных на будущее интервью, чтобы представить их людям, принимающим решения, которые могут сделать или сломать репутацию танцора… или компании, представляющей этого танцора, если на то пошло. С каждой цифрой, которую я вводил в таблицу, я начинал чувствовать себя все более уверенно. Клара была не только чертовски хорошей танцовщицей, но и выгодной инвестицией. Даже самый придирчивый бухгалтер не смог бы поспорить с показателями рентабельности инвестиций, четко выведенными черным по белому на экране передо мной.

Я понимал, что не должен удивляться. Клара всегда обладала неограниченным потенциалом. Никогда не было никаких сомнений в том, что она ей суждено стать примой-балериной, но она была на пути к тому, чтобы стать редчайшей из редких, достигнув вершины звания примы-балерины ассолюта, чести, которой удостаиваются очень немногие и только самые лучшие танцовщицы в мире. Она была рождена для танцев и, если бы не тот промах в конце, без сомнения, стала бы одной из самых востребованных танцовщиц на планете. Черт возьми, если бы она не ушла, то могла бы стоять на сцене Большого театра, и гордость родины за одного из них переполняла бы ее, хотя она никогда не жила в России.

Я позвонил Бейкеру, чтобы выяснить, что он, возможно, еще не рассказал мне о Кларе. Я знал, что перед тем, как взять у нее интервью, он провел интенсивное, нестандартное исследование, даже если материал так и не был опубликован. Бейкер был непревзойденным репортером. Он должен был посмотреть на эту историю под другим углом, чтобы придать статье нетипичный для себя уклон. Я же искал хоть что-то, что могло бы дать мне другую точку зрения и, возможно, нечто большее, чем просто статистические данные, которые можно было бы подкинуть промоутерам.

— Бейкер, — сказал я в трубку, как только он ответил. — Ты должен мне помочь. Дай мне все, что у тебя есть по Кларе Симёневой, и не упускай ничего, каким бы незначительным оно тебе ни казалось. Сегодня должна состояться встреча с нью-йоркскими промоутерами, и я должен изложить им все свои соображения по поводу ее выбора и того, почему они должны дать ей еще один шанс выступить на Бродвее. Лично мне наплевать, ступит ли она когда-нибудь снова на сцену "Большого яблока", но для нее это будет много значить. Это означало бы, что ее простили, если бы ей позволили вернуться на сцену, как бы несправедливо это ни звучало для одной группы, обладающей таким влиянием. Мне придется отстаивать свои решения, и я мог бы использовать все, что у тебя есть.

— Учитывая, что ты говоришь в отчаянии, я прощу тебе тот факт, что ты даже не удосужился поздороваться, прежде чем наброситься на меня с приказами, — сказал Бейкер. И прежде чем я успел прорычать, что этикет меня волнует меньше всего, он добавил, — Дай мне секунду. Сейчас я найду свою папку по ней. У меня там все, что я о ней узнал, и могу сказать, что там есть кое-что полезное.

— Очень на это надеюсь. — Я прислушался к звуку открываемых ящиков и перекладываемых бумаг.

— Твой интерес и безоговорочная поддержка девушки заставили меня копнуть глубже, хотя мне и не поручили делать еще один материал, — сказал Бейкер. — Во всей этой грязной истории было кое-что, что не давало мне покоя. Вот что я узнал с момента нашей последней беседы.

Я почти не дышал, слушая, как он перечисляет все, что узнал. Когда он замолчал, я издал глубокий вздох облегчения. — Ты просто спаситель, — сказал я.

Это будет легко. Я смогу это сделать. Как только я расскажу промоутерам все о настоящей женщине Кларе Симёневой, а не о той лаже, которую они видели в СМИ, и о лжи, которой кормили любого репортера, готового слушать, тогда все будет хорошо.

Так и должно было быть… Балет Волкова был на коне.

14

Алек

Несмотря на то, что в руках у меня были копии моей причудливой электронной таблицы и новоприобретенные боеприпасы, которыми я забивал голову, мое сердце учащенно забилось, как только