— Ладно.

Вдвоем они перевернули всю дачу, обшарили укромные уголки, но ничего не нашли.

— Я же говорила… — Усталая женщина присела на диван. — Здесь ничего нет.

— А в квартире ты все хорошо осмотрела? — не унимался Геннадий.

— Я осмотрела, но не могу сказать, чтобы особо тщательно, — протянула Лариса. — Впрочем, все места, куда муж мог его спрятать, были обысканы.

Он хихикнул:

— Я уверен, что не все. Слушай, мой тебе совет. — Его лицо посерьезнело. — Придешь в квартиру — переверни все. Если ты веришь моей интуиции — а она проверена годами, — документ где-то у вас. Что-то подсказывает, что Стас не брал его. В противном случае тебе бы никто не позвонил.

— Стас мог связаться с ним сегодня, — не соглашалась Лариса, но и Геннадий не сдавался:

— У тебя не особняк с двадцатью комнатами, чердаком и подвалом, — буркнул он. — Провести еще раз хороший обыск ничего не стоит.

Она махнула рукой:

— Хорошо. Поехали.

— Поехали. — Он наблюдал, как женщина запирает сначала веранду, а потом калитку. Она заметила это и усмехнулась:

— Не доверяешь?

— Ну почему же, — смутился Геннадий. — Вполне доверяю. Просто все, что происходит с тобой, выше моего понимания.

— Ясно. — Лариса села в машину. — Надеюсь, в следующий раз ты мне поверишь.

Он поддакнул и повернул ключ в замке зажигания. Всю дорогу до дома они ехали молча. Лишь у подъезда Лариса вспомнила про ключ, который она отыскала в старой тумбочке, но не стала говорить об этом Геннадию.

«Я не внушаю ему доверия — что ж, в таком случае, прощайте, господин Быстров. Больше откровенничать с вами я не буду». — Она протянула ему руку, которую Геннадий растерянно, по-мужски пожал, и произнесла:

— До свидания.

— Звони, если что, — доброжелательно ответил он, уже не напрашиваясь в гости, за что Красовская была ему благодарна, и вскоре его машина скрылась в арке.

Прежде чем подняться в квартиру, Лариса немного посидела на скамейке, удивляясь, почему нет бабушек-завсегдатаев, каждый день перемывавших кости соседям и вообще всем, кто попадал в поле их зрения. Да и в самом дворе было непривычно тихо, не слышалось детского смеха и неторопливого разговора молодых мам. Когда из арки вышел высокий человек в пайте с капюшоном, она подумала, что незнакомец одет не по погоде. С мыслями о Стасе женщина потеряла осторожность и будто очнулась от оцепенения только тогда, когда незнакомец направил на нее пистолет. Лариса истошно закричала, и звук выстрела потонул в крике женщины. Что-то, как укус пчелы, обожгло правую ногу, и Красовская бросилась бежать, столкнувшись в подъезде с юркой соседкой, типичной Мариванной, с двумя кошелками в руках вынырнувшей из глубины коридора и удивленно посмотревшей на нее.

— Что случилось, милочка? Боже, у вас по ноге течет кровь.

Лариса ничего не ответила. Она быстро, как мышь, юркнула в свою квартиру и, включив свет, осмотрелась по сторонам. Все лежало и стояло на своих местах. Она подбежала к телефону и набрала 102.

— Сообщите, пожалуйста, майору полиции Никитину, что в Красовскую только что стреляли.

Понт Эвксинский, II век до н. э.

Митридат, впервые ступивший на корабль, наслаждался морским путешествием. Наставники скрыли от него существование тавров, и он, подолгу стоя на верхней палубе и слушая ритмичные звуки флейты, смотрел на море, дивясь его изменчивости и красоте. Да, мать была права, когда говорила, что море разное. По ее словам, берега ее родины омывала нежно-голубая вода, цвета аквамарина. Понт Эвксинский поражал темно-синей водной гладью. Маленькие пенистые волны напоминали барашков, забавлявшихся на поверхности. К горизонту море чернело, и солнечная дорожка золотила водные дали. Митридату казалось, что нет более тихого и спокойного места, чем море, и, когда на горизонте появились пять парусных судов, он совсем не испугался.

В отличие от мальчика по кораблю эхом прокатились какие-то непонятные команды, флейтист заволновался и заиграл быстрее, гребцы сильнее заработали веслами. Аной о чем-то переговаривался с начальником гребцов и выглядел встревоженным. Мальчику была непонятна его тревога. Он слышал, как Тирибаз расхваливал корабль. Неужели какие-то небольшие, вытянутые в длину суденышки могут его потопить?

Тирибаз, Моаферн и Сисина выбежали на палубу и встали рядом с мальчиком. Они напряженно вглядывались в даль, их мужественные лица побагровели, глаза затуманились.

— Тавры! — закричал Аной, и в его голосе слышалось отчаяние. — Приготовиться к бою!

И тотчас зашуршали, забегали по кораблю матросы, смуглые загорелые спины гребцов словно покрылись жиром, заблестели, пот струился ручьями. Ветер раздувал паруса, наполнял их силой, как гигантские крылья, и корабль словно воспарил над морем.

— Уходим, уходим! — радостно закричал Митридат и тут же осекся. Из-за скалы, торчавшей в море, как голое дерево с отрубленными ветками, появилось еще одно судно. Оно шло наперерез «Карфагену». Мальчик видел, как полуодетые люди натянули тетиву луков, готовясь поразить цели. Аной, тяжело дыша, подошел к Тирибазу и прошептал:

— У нас есть возможность спастись, если мы изменим курс.

Мужественный воин удивленно посмотрел на своего приятеля, и в глазах его вспыхнули огоньки:

— Изменить курс — это как?

— Мы не пойдем в Херсонес, возьмем севернее, — пояснил капитан. — Тогда триера убежит от их судов. Иначе они возьмут нас на абордаж.

Моаферн, которому не нравился разговор, не преминул вмешаться.

— Разве триера не славится высокими бортами? — поинтересовался он. — Разве мы не раскидаем тавров, когда они рискнут захватить судно?

Аной покачал головой:

— Нет, у нас ничего не получится. Тавры всегда берут бесстрашием и количеством. Думаете, они выставили против нас весь свой флот? Как бы не так! К сожалению, мы идем вдоль скалистого берега с множеством бухточек. Я голову дам на отсечение, что в некоторых из них притаились как лодки, так и суда. Нет, у нас одна надежда спастись самим и спасти корабль. Я не знаю, куда нас вынесет, но от тавров мы спасемся.

Сисина, Моаферн и Тирибаз переглянулись, и Митридат понял, что храбрые воины готовы дать бой и отступление считают позорным, недостойным для себя. Аной тоже разгадал их мысли и осторожно положил руку, как ручьями, изрезанную голубыми венами, на мускулистое плечо друга.

— Представляю, Тирибаз, как тебе не хочется показывать им спину, — заметил он с грустью. — И мы ни за что не убежали бы, не будь мы в море. Ты не знаешь морских сражений, приятель, а мне они ведомы. Поверь, я предлагаю единственно правильное решение.