— И твой род помнит об этом столько поколений? — усомнился Ясон.

— Там, где я живу, — пояснил Улланна, — мало что происходит. Поэтому интересные истории живут долго. Вы возьмете меня с собой?

— Что-то ты тощий.

— Не могут все быть сильными, как Геракл, худенький Гилас тоже вносил свою лепту. Да и Тисамин не был мощным гребцом, греб как мог. Так свидетельствует история.

— Да, — согласился с ним Ясон, на него произвело впечатление такое знание подробностей. — Да, это так. Он был хорошим товарищем, но плохим гребцом. У тебя есть какие-нибудь таланты?

Улланна улыбнулся:

— Я умею бесшумно и невидимо ходить по лесам и добывать еду.

— Охотник.

— Возьмешь меня?

— Беру.

— Точно?

— Точно.

— Тогда ты взял охотницу, потому что меня зовут Улланна. — Она откинула капюшон и чмокнула Ясона в щеку. — Просто подбрось меня на юг.

Ясон расхохотался:

— С удовольствием. Больше ехать некуда!

Единственным прибывшим на коне оказался очень крупный дак, он был одного возраста с Ясоном, в бороде больше седины, чем черных волос. Он спешился и повел коня в сторону Арго, ярко освещенного факелами и наполовину отстроенного. Он похлопал рукой по незаконченному корпусу.

— Найдется место для моего коня на этом корабле? — спросил он на языке Ясона.

— А что может делать конь? — спросил в ответ Ясон.

Дак рассмеялся с облегчением:

— Что он может делать? Он может скакать галопом, делать разворот на месте, он бесстрашен в бою. Он предан хозяину, может перевозить поклажу… и не жалуется. Ест с земли, не лезет в чужие дела, удобряет землю, очень хорошо удобряет. Это ведь не лишнее? По крайней мере многие так считают. Короче, я люблю моего коня. — Он похлопал коня по широкому крупу. — Без него я не поеду.

— А что еще он умеет?

Дак глянул на Ясона, потом на своего коня, потрепал его по гриве:

— Что еще? Этого мало? А еще он очень теплый ночью. Ручаюсь. Очень теплый. Даже в самую студеную зиму, в горах, вы не замерзнете, если пристроитесь у него за спиной. А за спиной моего гордого коня найдется место для многих. Очень теплое животное!

Он опять любовно погладил коня.

— А еще что? — не отставал Ясон.

Дак начал сердиться. После паузы он спросил:

— А о чем ты подумал?

— Он умеет готовить? Умеет грести? Может ли он петь песни для поднятия нашего духа, когда несется галопом? Владеет ли он магией?

Всадник некоторое время изучающе смотрел на Ясона, а потом сухо сказал:

— Понятия не имею. Мне не приходило в голову спросить его. Я надеялся, что достаточно будет силы, тепла и удобрений.

— Он может умилостивить Посейдона?

— Посейдона? Кто это такой?

— Бог морей. Плохи дела, если он рассердится. Пойдут огромные волны. Начнут разваливаться корабли.

— Сейчас я вспомнил, что еще он умеет плавать.

— Нам не нужны пловцы, нам нужны гребцы.

Дак смотрел на него испепеляющим взглядом:

— Он ведь конь. У него нет пальцев. Это что, веревка? Можно взять?

Не дожидаясь ответа, он подошел к тому месту, где были сложены бухты с канатом для корпуса Арго. Он дважды обвязал канатом толстенное дерево с мощными корнями, что стояло на опушке, потом вернулся к коню, кое-как перевязал веревку ему через грудь. Дак развернул животное к озеру и хлопнул его по крупу:

— Пойди искупайся.

Конь припустил к берегу, осторожно наступил на ледяную кромку, вышел на глубину и поплыл. Веревка натянулась, и я подумал, что он остановится и поплывет к берегу. Но ничего подобного не произошло. Дерево позади нас затрещало, наклонилось, заскрипело и застонало, корни вырвались из земли, и дерево рухнуло, поползло к воде, задевая нас ветвями и колотя по корпусу Арго.

Дак позвал коня назад, и тот повернул к берегу.

Ясон уставился на повергнутое дерево, потом повернулся к хозяину коня:

— Мы найдем для него место.

— Хорошо. Его зовут Рувио, а меня Рубобост. Я вам тоже пригожусь.

Прошло время, когда лишь розовая заря возвещала о приближении светлого времени года, потом становилось чуть светлее, но ненадолго, и наконец после дня Сожжения дерева растрескался и начал таять лед. И вот появилось солнце: видимый только наполовину, похожий на сонного циклопа, Бдящее Око с каждым днем все дольше задерживалось на горизонте.

— Кайнохуки отбросил крышку своего зимнего гроба, — объясняли мамы своим детям. — Он очень долго спал, переваривая последнюю трапезу, а теперь поджег скопившиеся газы, поэтому начинает прибывать день. Ему нужно охотиться на медведя, приручать оленя, ловить рыбу и войтази, чтобы развесить их сушиться. Потом ведьмы будут их использовать в колдовстве. Кайнохуки — наш друг.

Я все это уже слышал раньше. А на самом деле берега озера и оттаивающие пруды начали смердеть, вырвалось зловоние, накопившееся за долгую зиму.

Я не раз наблюдал, как болотный газ вспыхивал и загорался, что приводило к трагедиям. Корабли, которые строили на земляных спусках к озеру, сгорали в пепел, цапли, поджидавшие добычу в камышах, зажаривались заживо. Надо сказать, что такое происходило в устье рек уже в разгар лета, и я рад, что только Кайнохуки, а не жители Похйолы поджигает газы, накопленные за зиму.

Жизнь вернулась к Арго неожиданно, в самое светлое время дня.

Леманку и еще двое его помощников находились внутри корпуса. Новый киль уже был приделан, он был замечательно вырезан из местной березы и тщательно обработан. Внутри оставили пустое пространство, чтобы поместить туда фрагмент старого корпуса из додонского дуба, мощь которого так поразила Ясона в его первый поход. Леманку специально ходил в священный лес Миеликки, Госпожи Леса, там он совершил продолжительный ритуал, включающий барабанный бой и пение, а после него срубил высоченную старую березу. Миеликки будет нашей новой покровительницей.

Ясона с нами не было, он уехал куда-то в поисках рекрутов, а я помогал даку вырезать весло. Рядом горели костры, четыре собаки с лаем носились друг за другом, а весь этот шум перекрывал грохот металла, который ковали поблизости. В ушах звенело от непрекращающегося гула.

Но все вдруг замерло, опустилась полная тишина, когда вопль боли и страха прорезал воздух. Это кричал Леманку. Я испуганно смотрел на недоделанный корпус корабля. Леманку вышел на заплетающихся ногах, продолжая кричать. На месте глаз зияли две окровавленные дыры. Он спустился по сходням и побрел к озеру.

Один из местных работников, находившийся с ним на корабле, крикнул: