все равно в душе чувствует себя обокраденным и все время помнит об этом отобранном батальоне или полке. Несмотря на серьезность обстановки, Прянишников невольно улыбнулся и, приободряя Бессонова, сказал, что он держится молодцом.

— Что же касается батальона, — добавил он, — то ты представь себе, что его никогда у тебя не было. Про него забудь.

Бессонов пробовал что-то возразить.

— Все, — сказал Прянишников. Все. Сегодня еще не последний день боев. Еще завтра бои будут. Держись с тем, что есть».

Это спокойная выдержка людей, которые прошли уже трудную школу обороны и наступления под Москвой, под Воронежем, в Сталинграде. Больной полковник Проценко в рассказе «Зрелость», почувствовав перелом в ходе отчаянно трудного боя, находит возможным доверить управление войсками своим подчиненным и так говорит одному из них:

«...все вам кажется, что вы еще немного штатский человек. А вы сейчас самый что ни на есть кадровый, — более кадровый, чем я сам в начале войны был, хотя до того пятнадцать лет в армии пробарабанил. Ну, что же, — добавил он уже другим, официальным тоном, — подыскивайте помещение для штаба. Распоряжайтесь преследованием. Мне сейчас Вася квартиру найдет, я лягу до вечера».

После всего, что пережил этот человек в моменты кризиса боя, очень хорошо, очень уверенно и спокойно звучат его слова: «Распоряжайтесь преследованием». Высшая зрелость армии состоит в том, что командиры ее даже в самое напряженное время могут довериться опыту, знаниям, выдержке своих подчиненных.

Вот эти главные свойства людей Красной Армии Симонов и стремится прежде всего показать в своих рассказах. Он хочет быть точным и ясным в описании великих и малых событий войны и стремится к аскетической сдержанности, строгости изложения.

В книге, о которой идет речь, помещены опубликованные ранее в журналах военные дневники Симонова. В них не чувствуется этой аскетической сдержанности. Читатель, который судил бы о прозе Симонова только по его рассказам, прочтя затем дневники, с удивлением обнаружил бы новые свойства его таланта — живой и естественный юмор, наблюдательность, от которой не ускользнет ничто, умение двумя-тремя штрихами обрисовать характер человека. Но о военных дневниках Симонова нужно писать отдельно, так же как отдельно нужно рассматривать цикл его рассказов, посвященных партизанам Югославии.

...Книги Симонова о людях Красной Армии — это Книги о доблести. О такой высокой доблести, которая проявляется не только в минуты вдохновения, но и в тяжелых однообразных буднях войны, в великом труде армии, теснившей врага от Волги до Шпрее.

1972—1976

ВИЛИС ЛАЦИС

В зал заседаний кабинета министров латвийского демократического правительства, созданного 20 июня 1940 года, вбежал чиновник. Самый факт его появления в зале в момент важного заседания говорил о том, что в стране произошло нечто из ряда вон выходящее.

Чиновник обратился к министру внутренних дел и прошептал ему на ухо:

— По совершенно неотложному делу вас хочет видеть директор административного департамента.

— Я очень занят, — сказал министр, — пусть зайдет позже.

Однако чиновник сообщил, что дело, по которому директор административного департамента осмелился потревожить господина министра, не терпит ни минуты отлагательства.

Министр внутренних дел принужден был покинуть заседание. В соседней комнате его ждал человек, ведавший всей латвийской полицией. Вид его был ужасен. На лбу выступал пот, руки дрожали.

— Господин министр, — сказал он не своим голосом, — в Вентспилсе на здании полицейского управления висит красный флаг.

— Ну и что же? — спросил министр. — Здание рухнуло?

— Нет, но флаг! Красный, господин министр! На здании вентспилской полиции!

Директор административного департамента просто кричал от волнения.

Министр посмотрел на него внимательно и спросил:

— Это и есть то неотложное дело, которое заставило вас вызвать меня с заседания кабинета?

Директор административного департамента уже не мог говорить. Он только отчаянно кивал головой и помахивал руками, как бы выплывая из водоворота.

— Заметьте себе на будущее, — сказал министр, — что, если когда-нибудь вы потревожите меня по столь же важному делу, я принужден буду принять самые решительные меры...

— Да, да, я понимаю, самые решительные, самые жестокие, именно так, только так!

— По отношению к вам, господин директор административного департамента, — уточнил министр. — Можете идти.

Но директор не мог идти. Он стоял разинув рот и не верил своим ушам. Он готов был поклясться, что заметил улыбку на губах министра. В такую минуту! О боже! Министр ушел, оставив полицию на произвол судьбы. Храни нас бог, что будет с Латвией!

Директор административного департамента не был бы столь озадачен, будь он подробнее посвящен во все обстоятельства жизни министра внутренних дел.

Человек, который в июне 1940 года занял этот пост в новом кабинете министров, родился, воспитывался и работал в рыбацком поселке Ринужи, в десяти километрах от Риги. Отец будущего министра, Тенис Лацис, одно время был каменщиком, потом стал в порту грузчиком, таскал на спине мешки со всякой всячиной — профессия по тогдашним временам не очень доходная. Он всю жизнь мечтал о своем клочке земли и в 1912 году вместе с другими переселенцами отправился в Сибирь, в окрестности города Тара на берегу Иртыша.

Хотя Тенис взял с собой семью и маленького сына Вилиса, салон-вагон ему почему-то не предоставили, семья путешествовала в битком набитой, заплеванной теплушке, а дальше по Иртышу — на пароходе.

Вот наконец земля. Земля, тьма-тьмущая земли, успевай только пни корчевать. Посеяли переселенцы овес, картофель, но осенью мороз ударил необычно рано, все померзло, погибло. Спасаясь от голода, Тенис подался обратно в Латвию, в порт, таскать мешки в корабельные трюмы.

Сына грузчик отдал в Усть-Двинское приходское училище. Учился Вилис неплохо. Легче всего давались ему сочинения на свободные темы. Он обладал, как говорили, хорошим слогом. Учителя читали его работы вслух перед всем классом. Но Вилис пропускал похвалу мимо ушей, а по секрету от всех писал стихи, — не дай боже, чтобы кто-нибудь узнал! Стыдно-то как: мальчик пишет стихи!

Нет, у Вилиса были другие планы. Он завел дружбу с солдатами 3‑го стрелкового латышского полка, боевого полка, который стоял на отдыхе после боев на острове Смерти — так в 1916 году прозвали обильно политый солдатской кровью остров. Когда полк возвращался на фронт, Вилиса нашли в