как остепененному лектору. В общем, встал я на путь, современным языком говоря, монетизирования научных регалий.

В то время проходил чемпионат мира по футболу, и я как болельщик его ждал и надеялся посмотреть максимальное количество матчей. Поэтому, я — «великий» — ответил, что поеду в Тбилиси только, если у меня в гостинице будет отдельный номер с телевизором. Продолжаю о своих недостатках и пороках. Я курил и с собой взял блок сигарет «Ява» Ява. Это жаргон такой, то есть сигареты «Ява», изготовленные фабрикой «Ява», в отличие от менее качественных, фабрики «Дукат». В Москве свирепствовал Горбачевский сухой закон: огромные очереди за спиртным в магазинах, в ресторанах — норма потребления на посетителя.

Первые впечатления о столице Грузии. Поселился в гостинице «Сакартвело». Сталинский ампир, высоченные потолки, шикарные люстры, но какая-то обшарпанная казенная мебель. До центра города 15 минут медленным шагом. Июнь. Закончив «сеять разумное, доброе, вечное» и получив «спасибо …сердечное» от грузинских проектировщиков, я отправлялся гулять: проспект Руставели, подвесная канатная дорога. Меня поражало, что в середине рабочего дня было много молодых людей, в основном мужчин, которые сидели в открытых кафе. Перед каждым на столике обязательно лежала пачка сигарет «Космос» (в 2 раза дороже «Явы»), но не редко сигареты «Мальборо» официально непродаваемые. Я обычно старался где-то пообедать: лобио, харчо, хачапури и так далее, покупал бутылку сухого вина (в винных отделах никого нет!) и спешил в гостиницу.

— Так, когда-же экстаз? Восторг? Оргазм, наконец? — перебил мой друг.

— Так, вот. За день до отъезда никаких футбольных матчей не было и я, собрав вещи, пошел в центр города. Напротив магазина «Воды Лагидзе» был ресторан, куда и направился. Пятница, вечер, а ресторан почти пуст, только где-то в середине зала ближе к открытой веранде за длинным столом сидела компания человек восемь. Я заказал шашлык и бутылку «Цинандали». Пока ждал, естественно, рассматривал сидящих. Мужчинам было на вид за сорок, «в теле», некоторые с заметным брюшком. Общались громко на грузинском языке. Я никуда не спешил, ел, пил, наслаждался беззаботностью. Через какое-то время один, сидящий в торце стола, обращаясь ко мне по-русски, пригласил подсесть к ним. Моя бутылка была на исходе, а я — готов к приключениям. Захватив остатки шашлыка, я оказался в центре внимания. Разговор пошел только на русском языке. Познакомились. Они — медики и отмечают десятилетие окончания школы. Тот в торце стола — Мамука, а я для всех стал — Алик из Москвы завтра улетаю. Принесли еще вина. Пошли длинные тосты. Я, в свою очередь ответил, потом спел: «Ой, мороз, мороз, Не морозь меня…», «Ой, да не вечер, да не вечер Мне малым- мало спалось». Ты же знаешь, я, когда выпью, люблю петь песни. В общем, вечер достиг своего апогея, когда Мамука неожиданно встал и, обведя рукой стол, спросил:

— Алик, мы хотим тебе сделать, подарить на память что-то! Что ты хочешь?

Хлебосольный Мамука стремился, чтобы у меня от этой встречи остались яркие впечатления:

— Хочешь женщину?

Мою некоторую растерянность он перебил быстро другим предложением:

— А Мальборо?

В голове мелькнуло: или у них здесь женщины такие дешевые, или американские сигареты такие дорогие. Весь вечер я пел русские народные песни и рассчитывал услышать в ответ подобное. Поэтому ответил, что с удовольствием послушал бы как они поют.

Неожиданно Мамука куда-то исчез и через некоторое время появился с тремя аксакалами. Они были в черкесках с газырями и папахах. Один держал в руках небольшой барабан, другой — с дудочкой. И вот в двух шагах передо мной «в честь московского гостя» минут двадцать продолжался небольшой концерт. Я впервые слушал грузинское хоровое пение «а капелла». Возможно определенное количество выпитого сухого вина, возможно необычность обстановки и новизна многоголосного пения меня погрузили в состояние захлебывающегося восторга. Повторяющиеся распевы, казалось, меня обволакивали. Мужские голоса то парили высоко, то были у моих ног.

— У меня в тот год тоже была любопытная поездка. И обращались ко мне тоже «Алик», «вита — жизнь по-итальянски» опустив. И познакомился с Аллой Борисовной, разговаривал с ней, — профессор решил перехватить инициативу. — Ну, что, пойдем? Или слушаешь меня?

— Посидим еще! Сейчас только сделаю несколько фотографий! Потом, зимой так приятно пересматривать фото с грибами.

— Тебя в июне, а меня в июле направили в подобную командировку — «сеять разумное…» только в Ригу. Приезжаю, селюсь в гостинице «Даугава». Двуместный номер. Совпадение такое: сосед — грузин, бывший борец, с животиком. Выпили за знакомство. Тенгиз у меня спрашивает:

— Алик, ты мужчина?

Я отвечаю: — Мне, что — показать?

Тенгиз продолжал:

— Тогда у меня к тебе просьба. Понимаешь, я здесь познакомился с одной девушкой и хотел бы привести ее сюда вечером, полюбить немного! Погуляешь где-нибудь до одиннадцати, хорошо?

— Рига была обклеена плакатами о концертах Пугачевой. А я на своем шестом этаже в буфете часто встречал за сметаной с сосисками Бориса Моисеева с блондинкой и брюнеткой. На завтраке они появлялись в ветровках, на спине которых стильно по-английски было написано: Алла Пугачева, телефон, факс. Каждый день шли дожди, ехать на побережье в Юрмалу не хотелось. Чем занимался? Очень похоже, как у тебя. В первой половине дня — лекции, обед, прогулки в Старом городе Риги. Кофе с бальзамом, причем ни одна чашка так, что к вечеру сердце напоминало о себе. К одиннадцати часам возвращался в номер, где меня ждал большой бокал шампанского — гонорар. В четверг, закончив цикл лекций, очередной раз посетив Домский собор, мысленно попрощавшись с «Тремя братьями», как только можно убивая время, я, не спеша под зонтиком, пошел к гостинице. И тем не менее, появился я в ней раньше, чем надо. Побродил по фойе, внимательно рассмотрел все прилавки сувенирных киосков, приобрел два значка с гербом города, ждать надоело, и я направился к лифту. Лифт был расположен недалеко от центрального входа. Дождь усилился, и я вижу, что из машины, которая подъехала, выбегает пара, а когда двери открылись, за мной в маленькое замкнутое помещение грузоподъемностью четыре человека, вбежали Алла Пугачева и Владимир Кузьмин.

Лифт тронулся. Алла Пугачева то ли Кузьмину, рука которого была у нее на плече, то ли просто в воздух, то ли мне усталым голосом произнесла:

— Да, отвратительная погода!

Я согласился: «Да, конечно!»

Алла Борисовна то ли опять Кузьмину, то ли в воздух, то ли мне добавила:

— Месяц — июль, а каждый день дожди!

Я опять не мог не согласиться: «Да, конечно!»

Лифт на шестом этаже остановился, двери открылись, я