— Милые дамы, — улыбаясь, галантно предложил хирург, — пожалуйте к нашему столу.

Я хотела было отказаться, как вдруг вовремя пришедшая нужная мысль помешала мне это сделать. Надо же, совсем недавно я просто мечтала о свидании с каким-нибудь врачом, и вот судьба послала мне его в виде Ленкиного кавалера. — С удовольствием, милый Александр Сергеич, с удовольствием! — радостно воскликнула я.

Ленка удивленно посмотрела на меня, не понимая причины столь резкой перемены настроения. Я же как ни в чем не бывало направилась к их столику.

Как раз в этот момент официант нес мимо мой заказ, и я остановила его, попросив оставить все на этом столике. Правда, мой традиционный набор выглядел весьма скудно, поскольку хирург угощал Ленку просто по-королевски.

— Угощайтесь, — сказал он, усаживаясь за стол, и жестом руки обвел все блюда.

— Благодарю! — ответила я.

Отломив маленькую кисточку винограда, я задумалась о том, с чего начать разговор на интересующую меня тему, поскольку сразу заговорить об ортопедии казалось неловко, а рассиживаться здесь мне было некогда. Однако нередкого в таких ситуациях молчания между нами не возникло — Ленка, как пулемет, начала осыпать нас рассказами о своих новых приключениях. Все они, к сожалению, не касались столь нужной мне медицинской направленности, но разгорячившуюся француженку остановить было не так-то просто, поэтому мне пришлось тихонько ей шепнуть:

— Лена, у тебя с макияжем не все в порядке. Нам надо отлучиться в туалетную комнату, а то ты похожа на кикимору!

Я сопроводила свои слова невероятно серьезным и озабоченным выражением лица и утвердительно закивала головой. Это подействовало на француженку как ушат холодной воды. Она стала торопливо поправлять волосы, тереть пальцами подбородок, боясь, что на нем отпечаталась губная помада. Но я еще более посерьезнела, и тогда она, извинившись перед Александром Сергеевичем, шустро засеменила в направлении дамской комнаты. Я последовала за ней.

Мы зашли в выложенное серым сверкающим кафелем помещение, одна стена которого являлась зеркальной. Ленка сразу же кинулась к ней, выпучив на себя глаза. Не увидев ничего сомнительного поначалу, она стала смотреть на себя не анфас, а в профиль, пока наконец не воскликнула:

— Таня, я тебя сейчас убью! Признавайся, что ты задумала! Он мой! Мой! Мой! — Ленка говорила полушутя-полусерьезно, но я поспешила ее успокоить:

— Я же тебе сказала: усатых терпеть не могу!

— А что тогда? — испуганно спросила Ленка.

— Дело есть. По работе, — объяснила я и выложила Ленке все, что меня интересовало.

— А-а-а-а, — успокоенно протянула француженка, — так бы сразу и сказала. Он, конечно, тебе поможет. Ты не представляешь, какой это человек! — и она в упоении закатила глаза.

— Верю, верю! — прервала ее я. — Только ты давай не трепись по-пустому, переходи к делу, тебе же проще его разговорить.

— Угу, угу, — промычала Ленка, — будет сделано, идем. Ой, ты не представляешь, как мы с ним познакомились! Это невероятная история!

— Потом! Пото-ом! — протянула я, настойчиво всунула ей в руку выдранный из блокнота листок с диагнозом, и мы вышли из комнаты.

— Александр Сергеич, — начала Ленка, даже не усевшись за стол, — у меня к вам срочнейшее дело!

— Что такое? — нарочито испуганно спросил он.

— У моей бабушки — ей восемьдесят пять лет — серьезнейшее заболевание. — Вслед за этим француженка начала нести такую белиберду, придуманную на ходу ею, что мне захотелось зажмуриться.

— Что это за заболевание? — устав ее слушать, улыбаясь, спросил хирург.

— Вот! — сказала Ленка и положила на стол скомканный листок.

— О-о-о-о! — кивая головой, протянул Александр Сергеевич. — Да твоя бабушка просто феномен! С таким диагнозом до восьмидесяти пяти дожить невероятно сложно. Впрочем, в наше время это сложно вообще…

— А я что говорю? Я же говорю: она у меня особенная! — нагло продолжая врать, выпалила Ленка.

Она почему-то не захотела рассказать кавалеру все начистоту. Возможно, что Ленка просто боялась пробудить у Александра Сергеевича интерес к моей особе. А может, ей просто захотелось пофантазировать.

— У твоей особенной бабушки, — помолчав, произнес хирург, — судя по всему, серьезное искривление позвоночника, которым она страдает очень-очень давно. Со временем, вероятно, данный недуг привел к серьезной форме этого заболевания, влекущей за собой сильные постоянные боли и ограничение свободы движения. Так я расцениваю этот диагноз. В общем-то, я не специалист, хотя на данный момент стопроцентно уверен в сказанном.

— Я вам верю, — сделав грустное лицо, сказала Ленка и благодарно посмотрела на своего ухажера.

— А ограничение свободы серьезное? — вмешалась я.

— Для тех, кто страдает этой болезнью, — да. Ведь они не могут выполнить некоторые из тех действий, которые легко осуществляете вы. Кроме того, ощущение неполноценности тоже имеет огромное значение, — ответил хирург.

Александр Сергеевич замолчал, замолчали и мы с Ленкой. Теперь передо мной встал серьезный вопрос: могла ли дама с таким заболеванием придушить мужчину, пусть даже и мертвецки пьяного? Ведь для этого нужны определенные усилия, не говоря уже об остальном. Если диагноз, поставленный ортопедом, на самом деле так серьезен, то мои подозрения относительно Беспаловой наверняка окажутся беспочвенными. В любом случае Ленкин ухажер все равно не мог предоставить мне сейчас более исчерпывающую информацию. Ведь он не видел потенциальной пациентки, не беседовал с ней.

Тут я подумала, что Ирина, возможно, уже вернулась домой. А мне очень хотелось с ней серьезно поговорить. В беседе с ней могли обнаружиться ответы если не на все интересующие меня вопросы, то на очень многие.

— Я сейчас вам такое расскажу! — воскликнула осененная каким-то новым воспоминанием француженка.

— Это знаменательное событие произойдет, наверное, уже без меня, — перебила ее я.

— Отчего же? — оторвавшись от своего блюда, спросил хирург.

— Да мне пора уже, — ответила я, глянув на часы.

— Но ты же еще не съела ничего! — удивленно протянула Ленка.

Мое кушанье на самом деле осталось почти нетронутым, а желудок — почти пустым.

— Ты права, — вынуждена была я согласиться с подругой, — придется еще задержаться. Только прошу: не обижайся, если я в самый кульминационный момент твоей истории испарюсь. Сама понимаешь — работа.

— Понимаю, понимаю, — несколько обиженно сказала француженка, — мне уже столько лет приходится мириться с этим.

— С чем? — нарочито недоуменно воскликнула я.

— С тем, что работа у тебя на первом месте.

— Вот и неправда! На самом деле я ухожу еще и потому, что мне не хочется быть третьей лишней, — хитро улыбаясь, протянула я. — Вам с Александром Сергеичем лучше побыть наедине. Так что, как видишь, все во имя дружбы…