– Несомненно, – откликнулся Первый лорд. – А что еще вы можете рассказать про вашего соседа? Кем он был до ареста?

– Просто жил здесь. Не знаю, чем занимался, – никогда не видела его за работой.

– Но у вас же есть какие-то догадки? – осторожно спросил Первый лорд.

– Да… Нет, то есть нет. Не знаю, чем он жил. – Катерина уверенно покачала головой.

– Хорошо. Кстати, ваш дом пустым выглядит. Где все?

– На работе, конечно. – Девушка удивленно на него посмотрела.

– Думаю снять комнату в вашем доме, – сказал Первый лорд, внимательно ее рассматривая.

– Вам здесь не понравится, не ваше это место. По вам видно, извините. – Она покачала головой.

– Почему – не понравится? Соседи? Расскажите мне о них, пожалуйста. Вы же живете здесь – наверняка замечали что-то.

– Я не слежу за людьми. Да и рассказывать о них – некрасиво.

– Думаете? Откровенно говоря, мне посоветовали поговорить именно с вами, если захочу узнать о соседях, их тайны. Перед тем, как снять комнату, разумеется, а не просто из любопытства.

– Не знаю, кто вам такого наговорил про меня, но я сплетни не распространяю, – гордо вскинув голову, проговорила Катерина.

– Хорошо, никаких слухов. И мир перестал быть черно-белым. Вы готовы, полагаю. Откройте коробку, – сказал на это Первый лорд.

– Карманные часы? Серебряные? То есть…

Она замялась.

Первый лорд едва заметно усмехнулся, наблюдая за девушкой; ясно было, что она подумала о краже в первую очередь. На это ее сестра была способна.

– Ваша сестра оставила записку вам внутри часов, посмотрите сами, если не верите мне. И я сяду, с вашего позволения.

Катерина открыла часы – зазвучала музыка.

– Что происходит?! – воскликнула она.

Должно быть, комната поплыла под ее взглядом – обычно так все и происходит.

Катерина сделала шаг назад и торопливо села на стул.

– Не стоит вставать снова. – Первый лорд закрыл глаза, с удовольствием слушая мелодию. – Головокружение скоро пройдет, и вы станете совсем другим человеком. В Городе у каждого есть профессия. Я часовщик, моя работа – отмерять время. И ваше время подошло к концу.

А девушка тем временем тихо застонала, сползла на пол и, закрыв голову руками, забормотала что-то бессвязное.

– Не надо, я все поняла… – доносилось с пола, но Первый лорд не слушал ее; он знал, что скоро это пройдет. – Помогите мне… Мне всего двадцать… Это я виновата. Только прекратите.

– Двадцать два, – не задумываясь, поправил ее мужчина, но, конечно, Катерина его не слышала. – Хорошо, что вы признались хотя бы сами себе. Если бы вы не распространяли слухи о Саймоне, полиция не была бы так уверена в его виновности. Но вы невольно его оговорили. Просто потому, что вам показалось. Но это в прошлом теперь. Вы – другой человек.

Часы со звоном упали на пол.

Спустя несколько минут всхлипы утихли, девушка осторожно отняла руки от головы и огляделась по сторонам.

– Ну, как вы? – участливо поинтересовался Первый лорд, поднимая часы и пряча их в карман.

– О, я поняла… Все закончилось?

– Да. – Первый лорд кивнул. – Вы получили прощение. Ваша история закончилась. Когда выйдете из дома, ничего не бойтесь и ничему не удивляйтесь. Идите прочь с этой улицы – вас встретят по дороге и проводят.

Девушка поднялась на ноги, вытерла слезы с раскрасневшихся щек, и, радостно улыбнувшись на прощание Георгу, вышла из комнаты.

– Вот так, – сообщил Георг кровати, узкому столу и стульям.

Посидев еще минут пять на жестком стуле, прислушиваясь к голосам соседей за стеной, отчаянно споривших о том, нужно ли покупать газету или денег на нее сейчас нет, Георг наконец решил, что делать дальше.

Сначала, конечно, нужно убрать все следы. Все оставляют следы – кто-то яркие и запоминающиеся, кто-то унылые и серые. И все следы, рано или поздно, стираются. Так время залечивает себя. Но ни у Первого лорда, ни у всего Города этого времени как раз и не было – если прав Архитектор, счет шел на недели.

Спустя пять минут он уже быстрым шагом направлялся на север Города – к Храму.

– Георг, ответь, – донесся приглушенный голос из кармана его плаща.

– Да, – ответил Первый лорд Архитектору.

– Не спеши так, девчонка жила скромно, мало что от нее осталось.

– И все же. Что мне искать?

– Егор Кондратьев, младший брат лорда Кондратьева. Он служит секретарем у барона Франку, сегодня будет на обеде в Храме.

– Он тут при чем?

– У него есть портрет Катерины. Его нужно забрать.

– Портрет?!

– Да, он приставал к девчонке, был крайне… заинтересован… в ее внимании. – Архитектор крайне аккуратно подбирал слова. – Хранит его в начале записной книжки между райдером барона и заметками о вкусной и здоровой пище. У него там очень много бумажек – не запутайся.

– Гадость. Что портрет, что это за слово – «райдер». Откуда ты этого понабрался?

– Смотрю фильмы со старой Земли. Ты сам справишься или гвардейцев прислать за портретом?

– Справлюсь, – ответил Первый лорд.

– Хорошо. Кстати, девчонка отшила Кондратьева.

– Можно без подробностей, – поморщился Георг. – Что с эпидемией?

– Все как и запланировано. Вряд ли судья найдет другой выход из положения.

– Плохо и однообразно.

– Ну почему же, – весело отозвалась рация и затихла.

Обед в Храме, о котором говорил глава Города, больше походил на совещание наиболее влиятельных людей. Иными словами, те, у кого было больше всего денег на счете в городском банке, приходили поесть за счет лордов-советников и насытиться новыми слухами.

Первый лорд промчался на кухню, располагавшуюся в полуподвальном помещении, где заканчивали раскладывать по сервировочным столикам посуду и еду, и скрылся в раздевалке. Быстро натянув на себя форму официанта, он стремительно взлетел по ступенькам наверх, пробежал мимо обеденного зала к кабинету барона Франку. Вообще большую часть времени барон проводил в банке, в двух кварталах от Храма, а местный кабинет использовал редко.

Восстановив дыхание – обновленный организм справился с этим достаточно быстро, – Первый лорд коротко постучал в дверь и вошел в приемную.

Егор Кондратьев сидел за секретарским столом, где ему и полагалось быть.

– Господин Кондратьев. – Первый лорд коротко кивнул Кондратьеву. – Я от повара. Мы бы хотели еще раз уточнить перечень продуктов, которые барон не ест.

Кондратьев был худым мужчиной сорока лет, с редеющими фамильными рыжими волосами. Оторвав взгляд от бумаги, в чтение которой был погружен, Кондратьев пристально посмотрел на Первого лорда: