В эти два дня я не знала, чем себя занять. Один раз сходилав мелочную лавку, купила полфунта чаю и два баумкухена по четыре копейки. Одиннадкусила, ко второму даже не притронулась. Вышла пообедать в кухмистерскую,прочла меню и заказала только сельтерской воды. Остальное время просто сиделана постели и смотрела то в стену, то в окно. Меня не было. Есть совсем нехотелось, спать тоже.

Куклу словно положили в пыльный ящик — она лежала там,пялилась стеклянными глазами в потолок. Идти было некуда и незачем. Хотелаписать стихи — не вышло. Оказывается, я уже не могу без наших собраний, безПросперо. Совсем не могу.

Приходил Пьеро, нес какой-то вздор, я почти не слушала. Взялза руку, долго ее жал и целовал. Было щекотно, потом надоело, и я рукувыдернула.

Вчера вдруг заглянула Львица Экстаза, просидела долго. Ябыла польщена этим визитом. Она говорливая, с размашистыми жестами, всё времякурит папиросы. С ней не скучно, но только она какая-то несчастная, хоть иутверждает, что живет полной жизнью. Считает себя большим знатоком мужчин.Сказала, что Просперо, вероятно, был когда-то сильно обижен или униженженщиной, поэтому боится их, близко к себе не подпускает, а предпочитаетмучить. Тут она выжидательно на меня посмотрела — не пущусь ли я в откровения.Как бы не так. Тогда Львица начала откровенничать сама. У нее двое любовников,и оба известные (она сказала со значением «слишком известные») люди — редакторгазеты и некий Большой Поэт. Обожают ее безмерно, она же с ними играет, как скомнатными собачками. «Секрет обращения с мужчинами прост, — поучала меняЛьвица. — Если не владеешь этим секретом, они становятся опасными инепредсказуемыми. Но в сущности они примитивны и легко управляемы. Сколько былет им ни было, какое бы высокое положение они ни занимали, в глубине душикаждый остается мальчишкой, подростком. И вести себя с мужчиной нужно, как сгодовалым бульдогом — зубищи у дурашки уже выросли, так что лучше не дразнить,но бояться его не стоит. Немножко польстить, немножко поинтриговать, время отвремени почесать за ухом, заставить потянуться за косточкой на задних лапках,но только не томить слишком долго, иначе их внимание отвлечет какая-нибудьдругая косточка, недоступнее. Поступайте так, дитя мое, и вы увидите, чтомужчина — милейшее создание: неприхотливое, полезное и очень, оченьблагодарное».

Таким образом Лорелея наставляла меня довольно долго, но ячувствовала, что пришла она не за этим. А потом, видно, решившись, она сказалатакое, что я задрожала от волнения.

Вот ее слова в точности:

— Я должна с кем-то поделиться, — пробормоталаЛьвица, оборвав собственные разглагольствования на полуслове. — С кем-тоиз наших, и непременно с женщиной. Но не с Офелией же? Да и неизвестно, кудаона подевалась. Остаетесь только вы, милая Коломбина… Конечно, следовало быдержать язык за зубами, но меня всю распирает… Я вам тут несла всякую чушь просвоих любовников. Это пустяки, жалкие суррогаты, которые помогают хоть как-тозаполнить дырку в душе. Они мне больше не нужны. — Она понизила голос исхватилась пухлой, усыпанной кольцами рукой за перламутровые часики, что виселиу нее на шее. — Кажется, я избрана, — сообщила она страшнымшепотом. — И безо всяких сеансов! Царевич Смерть послал мне Знак. «Ночерной розы в сокровенной тьме пройдет и не заметит», написала я. А Он заметили недвусмысленно дал это понять. Знак повторен уже дважды! Сомнений почти неостается!

Я, конечно, накинулась на нее с расспросами, но она внезапнозамолчала, и ее пухлое лицо исказилось от испуга.

— Господи, а вдруг Он оскорбится на меня заболтливость? Что если теперь третьего Знака не будет?

И в смятении убежала, оставив меня терзаться завистью.Кажется, терзаться завистью — это всё, что мне в последнее время остается.

Как я завидовала Офелии! Как ненавидела ее! Как хотелаоказаться на ее месте!

А, выходит, ее место — мутная вода под Устинским мостом, гдеплавает сор и в иле шевелятся жирные пиявки.

* * *

Гэндзи позвонил в дверь без четырех минут пять — я лежала накровати и от нечего делать смотрела на циферблат часов.

— Она нашлась, — сказал он, когда я открыла.

— Кто? — спросила я.

— Как кто? — удивился он. — Офелия.

Какой-то знакомый из полиции сообщил ему о найденной в Яузеутопленнице, по приметам похожей на пропавшую девушку. Гэндзи уже был в морге,однако достоверного опознания произвести не смог, ведь он видел ее только вполумраке, да и лицо изменилось.

— Я заезжал к Просперо, но его нет дома, — сказалГэндзи. — Вы — единственная из соискателей, чей адрес мне известен. И толишь благодаря тому, что я однажды проводил вас до дому. Едемте, Коломбина.

И мы поехали…

* * *

Да, это была Офелия, вне всякого сомнения. Служитель сдернулгрязно-серую, с тошнотворными пятнами простыню, и я увидела худенькое тельце,вытянувшееся на узком, оцинкованном столе, заострившееся личико, знакомуюоцепенелую полуулыбку на бескровных губах. Офелия лежала совсем нагая; еетонкие ключицы, ребра, острые бедра проступали сквозь голубоватую кожу; рукибыли сжаты в крошечные кулачки. В первый миг труп показался мне похожим наощипанного цыпленка.

Если Вечный Жених меня выберет, я тоже буду лежать вот так —голая, с остекленевшими глазами, и пьяный сторож прицепит мне к ноге клеенчатыйномерок?

Со мной приключилась самая настоящая истерика.

— Она не хотела умирать! Она не должна былаумереть! — кричала я, рыдая у Гэндзи на груди самым жалким образом. —Она даже не была настоящей соискательницей! Он не мог ее выбрать!

— Кто «он»?

— Смерть!

— Почему тогда «он», а не «она»?

Я не стала объяснять непонятливому про der Tod, а вместоэтого, неожиданно для себя самой, набросилась на него с упреками:

— Почему вы меня привезли в это кошмарное место? Вылжете, что не могли ее опознать! Не так уж она изменилась! Вам нарочно хотелосьменя помучить!

И тут он тихо, но отчетливо произнес:

— Вы правы. Я хотел, чтобы вы видели ее такой.

— Но… Но зачем?

Я задохнулась от негодования.

— Чтобы вы очнулись. Чтобы поняли — этому сумасшествиюнужно положить конец. — Гэндзи кивнул на голубое тело утопленницы. —Хватит смертей. Для того я и вступил в ваше общество.

— Так вы не хотите стать женихом Смерти? — тупоспросила я.