– Ладно, – отступил я, – решается – значит решается… Где Жужа?

– Зачем она тебе? – удивился он. – Твоя главная забота сейчас – Светлячок.

– Есть идея. Надо ее попросить, но так, чтобы не послала с ходу, – пусть она покажет ту женщину, которую видела на крыше. Она же любит показывать. Вдруг «живая картинка» получится как надо? Если получится – сфотографировать и прогнать по базам.

– Тьфу, и правда, – обрадовался Эйнштейн. – Ты молодец.

– Это не я. Мой отец посоветовал.

Я специально сказал ему про отца, посмотреть, как у него дрогнет лицо. Оно дрогнуло…

Вернулся куратор, прикрыл дверь, шумно вдохнул, выдохнул, сел на диван (мы сидели на стульях) и неожиданно спросил:

– Илья, твои точку вычислили?

– Какую точку?

– В которой Лоскут сколлапсировал. Юсуповский дворец, как и предполагали?

– Не Юсуповский, но рядом, напротив, через Мойку, где-то над территорией ГУАПа. Вероятно, та же дырка в пространстве, откуда к нам прорвалась чужая Зона. Туда же ее и всосало… Это в полукилометре от места, где нашли мальчика, – ответил Эйнштейн, сообразив, к чему вопрос.

– Мог он сам дойти?

– Время у него было, – сказал я осторожно. – А что?

– Много вариантов, Петр Максимович, много. Будем думать.

Смешно: со мной куратор был на «вы», с Эйнштейном – на «ты». Жабьи штучки, давно им не удивляюсь.

– Варианта два, – сказал я ему. – Или Светлячок сбежал от кого-то, или его специально выпустили. И то, и другое – следствия. Гораздо важнее причина, то есть кто этот кто-то, а не откуда Светлячок и зачем. Вот что надо выяснить. Но пока малыш не вспомнит, можно только гадать. Так что пусть сначала поживет у меня. Оклемается, перестанет бояться.

– Сначала, сначала… – повторил Бабуин задумчиво. – Надо бы установить и предельный срок эксперимента. Не можем же мы ждать бесконечно. Тридцать суток хватит?

– Наверное… Все равно ведь больше не дадите?

– Угадали… Не дам. На том и порешим, – объявил Бабуин и встал. – Петр Максимович, под вашу ответственность. И с двумя условиями, которые не обсуждаются. Если откажетесь, я все отменяю. Во-первых, если за эти тридцать дней вы попросите помощи, не справившись со своим аномалом – у меня или у кого-то другого, – то я…

Он сделал паузу, и я не удержался, подсказал:

– Вы бросите меня в ров с крокодилами. В компании Светлячка, полагаю.

– Нет, всего лишь прекращу эксперимент. И заберу у вас Дэниела Азарру.

– А второе условие? – напомнил я.

– Будет выставлена нормальная охрана, а не то издевательство, что сейчас. Таким образом, ваш дом становится подохранным объектом.

Я только вздохнул. Что на это скажет Натка, я примерно представлял. Но как отреагируют близнецы?

Два дня пролетели в две секунды и наполнены были событиями, как коробка с игрушками, казавшаяся в детстве огромной. Возможно, потом я буду вспоминать их, как последние счастливые дни своей жизни…

Это был пафос.

Ничто так не подвержено обломам, как пафос. Жаль…

Девчонки приняли Светлячка «на ура», быстренько взяли его в оборот, и вот он уже носится с ними по газонам, участвует в их проектах, возится с нашей главной достопримечательностью – «австрийской горкой», и глаза у пацана шальные, горящие, правильные.

Разговаривали с ним по-английски, русского он, естественно, не знал. Мы с супругой вспомнили язык детства и юности, а близнецы наконец-то на практике применили уроки, которыми их мучает мама.

Девочкам очень понравилось, как наш юный гость мерцает. Особенно то обстоятельство, что своим мерцанием он мог подавлять их способности (правда, не по всему спектру, только ментальные). Прежде всего Маришкины. Если Анюта у нас в папу, технокинетик, то Марина – в маму, суггестор-«электромагнетик». Уж не знаю, каким образом Светлячок модулирует свой сигнал, как-то совсем по-особому, но когда он рядом, суггестор оказывается бессилен.

В Хармонте, помнится, моя Натали, бывшая тогда Горгоной, бесилась от этого его умения – она ненавидела быть обычным человеком, слабым и уязвимым. Но Маришка и Анюта с веселым ужасом снова и снова просили его «покачать свет», пытаясь при этом отколоть какие-нибудь номера, и с восторгом кричали: не получается, не получается!

Охрана, которую нагнал сюда Бабуин, вела себя пристойно, в усадьбу не лезла. Все казенное осталось снаружи. Я поначалу опасался, что дети будут либо стеснены их постоянным присутствием, либо, наоборот, начнут агрессивно задираться (последнее я не относил на счет Светлячка, только на своих).

Однако девчонки не обращали на посторонних мужиков внимания. Я специально и максимально жестко попросил их не трогать аппаратуру, в изобилии появившуюся за забором, и они пусть не сразу и со скрипом, но дали мне обещание. Что касается возможности трогать самих охранников, это было бы затруднительно даже для близнецов: все бойцы были в металлизированных шлемах, защищающих головы от электромагнитных воздействий. Уже много лет эти шлемы – штатная экипировка, причем конструкция их регулярно совершенствуется…

Так вот, насчет «альпийской горки». Огорода у нас нет, Натали не тот человек, чтобы огородничать, слишком творческий. Ее хобби – цветы. Сделала позади дома объемную клумбу в несколько уровней – уступами, террасами, – выложив каждый уровень камнями. Настоящее сооружение высотой почти метр (выше уже растения). Если смотреть сверху – концентрические круги, если сбоку – пирамида. Это и есть «горка». Подбор растений у Натки тут серьезный, я в них не разбираюсь, но знаю, что она их выверяла – по высоте, по времени цветения, – так, чтобы с марта по ноябрь на «горке» обязательно что-то цвело. Из растений я знаком только со мхами, их на клумбах много разных, причудливых и вечнозеленых. А камни я ей специально с Финского залива привозил.

– Это вы сами собрали? – с уважением спросил Светлячок, обойдя сооружение несколько раз.

– А то, – сказала Натали с гордостью. Ей было чем гордиться.

Мерзкие девчонки захихикали: они-то знали, что для работ по саду или по оранжерее (вскопать, разрыхлить, прополоть) мама нанимает молдаван. «Роботов», как их называют близняшки.

«Роботы» в свое время и «альпийскую горку» соорудили. Но, истины ради, проект был Наткин, и процесс она полностью контролировала. «Полностью» означает, что рабочими она обычно управляет, подчинив их волю – для простоты и для страховки, чтобы потом не помнили, где и на кого батрачили. И механические, неживые движения «роботов» в ходе праведных трудов действительно напоминают о малобюджетных фантастических фильмах.

– Почему круги, а не квадраты? – снова спросил Светлячок, обведя нижнюю клумбу рукой. – Квадраты же красивее.