«1 августа 1769 года:

Рубаха Андреасу – 23 крейцера

Чулки Андреасу – 18 крейцеров

Панталоны Андреасу – 28 крейцеров

Камзол Андреасу – 56 крейцеров

Башмаки Андреасу – 62 крейцера

Тюфяк с перьями Андреасу – 28 крейцеров

Доктору Флаху – полталера

Раствор для Андреаса – 20 крейцеров

Продукты на неделю – 1 талер и три четверти

ИТОГО: 3 талера и 127 крейцеров»

Иоганн Якоб не испытывал недостатка в еде. На его столе частыми гостями были и густой мясной суп со шпецле из яичного теста, которое повариха трет над кипящей похлебкой, – падая в нее, сырые комочки превращаются в клецки, похожие на взъерошенных воробьев, – и толстые макароны с квашеной капустой, кочаны которой похожи на колпак шута, и чечевица с сосисками, и телячий желудок, жаренный с луком, и домашнее вино, и пиво. Но только с той поры, как пришел Андреас, мастер узнал, что такое еда, которую женщина готовит для возлюбленного. С утра до вечера Марта стояла на кухне: казалось, что всю свою жизнь молодая женщина проживает ради мгновений, когда Андреас садится к ужину и за минуту поглощает то, что она любовно изобретала весь день. Шпецле уже не просто добавлялись в суп, а готовились в соусе из вина, в котором до этого тушились заяц или куропатки. И маультеше – гигантские прямоугольные кармашки из теста – у Марты были наполнены не свининой и телятиной, как у других хозяек, а олениной или форелью, и кроме петрушки, она добавляла в них дорогой мускат. Марта делала и новомодный холодный салат из земляных яблок, очищенных от кожуры, нарезанных ломтями и пропитанных мясным бульоном – с уксусом, маслом, горчицей и перцем, и подавала его к первоклассной шварцвальдской ветчине. Каждый день на столе был любимый Андреасом пирог – с начинкой из тушеного лука, яиц, сметаны и кусочков сала. Блюда сопровождались винами, причем вместо домашних разливных на столе появились дорогие французские в бутылках.

Обязательно был десерт, отчего каждый день превращался в воскресенье или в церковный праздник: иногда традиционный пирог из черствого хлеба, замоченного в молоке и запеченного с яблоками, сахаром и изюмом, а иногда торт с вишнями, пропитанный шнапсом, – в него Марта добавляла толченый шоколад. Иоганн Якоб, который никогда не ел за герцогским столом, шутил, что они едят не хуже Карла Евгения, на что Марта хитро улыбалась: рецептами с ней делилась кухарка из дворца – подруга детских лет. Марта уже не экономила деньги мастера, а вовсю тратила их. Впрочем, Иоганн Якоб и не сопротивлялся.

Андреас оживал. Волосы, подстриженные Мартой, обрамляли узкое привлекательное лицо. Худоба превратилась в стройность молодого мужского тела, руки и ноги окрепли, грудь выпрямилась. Эта метаморфоза произошла как-то сразу, в одну ночь: Андреас лег спать измученным бродягой, а утром встал бодрым молодым мужчиной. Он начал надевать чулки и башмаки, и по походке было видно, что рана почти не беспокоит его. Парень часами пропадал в лесу и на лугах, откуда возвращался в траве и земле с головы до ног. Город он не любил, на рынке не появлялся, а дворец обходил стороной. Казалось, все с ним было хорошо, вот только озорные огоньки больше не появлялись в его глазах.

Андреас понял скрытое значение кулинарных подвигов Марты: каждым пирогом, супом, салатом, тортом, каждой бутылкой вина и штофом пива молодая женщина молила обратить на нее внимание. И отъевшийся и отдохнувший молодой мужчина ответил на ее призыв. Как-то ночью Иоганн Якоб проснулся от животного рева; так могла кричать только женщина, на много лет потерявшая ласку мужчины и обретшая ее вновь. С тех пор Марта кричала каждую ночь – и каждую ночь Иоганн Якоб слушал ее крики.

Андреас стал по-другому относиться к мастеру. Парень уже не боялся встретиться с ним взглядом и смотрел на Иоганна Якоба с нагловатой усмешкой. Однажды вечером Андреас пришел домой пьяный; мастер догадывался, что Марта тайком давала ему деньги на выпивку. Парень, пошатываясь, подошел к Иоганну Якобу, который сидел во дворе и лепил из глины рыцаря для Андреаса Иоганна, и сказал:

– Мы с Мартой вчера на лугах гуляли – там уже стога стоят. Залезли на один, и там я ее и сделал. – Он заржал. – Хочешь знать, сколько раз? Или – что она шептала мне? А, муженек рогатый?

– Андреас, ты пьян.

Настроение у мастера испортилось, и он пошел к себе в комнату. Переоделся в ночную сорочку и колпак, лег на кровать. Сон не приходил. Иоганн Якоб сел на постели и достал с табурета фигурку продавца апельсинов. Тут дверь открылась – на пороге стоял Андреас. Видно было, что он выпил еще: парень едва держался на ногах. «Пришел извиняться», – подумал мастер.

Но он ошибся.

– Что это у тебя? – Андреас схватил статуэтку, покрутил. – Да это же я! Грязный старик, я знаю, о чем ты мечтаешь.

Парень швырнул фигурку на тюфяк и расстегнул гульфик. То, что вывалилось из панталон, было толстым и длинным. Иоганн Якоб даже не подозревал, что оно может быть таких размеров. «Елда», – неожиданно возникло слово из детства.

– Об этом? Да?

Андреас подошел вплотную, его грязный член теперь покачивался прямо под носом Иоганна Якоба. Мастер поморщился от резкого запаха, открыл рот, чтобы отослать Андреаса на кухню, но этого как раз делать не надо было. Парень быстро сунул член в рот мастеру и ухватил того руками за голову. Иоганн Якоб пытался высвободиться, но хватка стальных пальцев не ослабевала: обеды и ужины Марты не пропали даром. Член двигался во рту и горле мастера, горячая мошонка билась о его подбородок. Иоганн Якоб хотел закричать, оттолкнуть пьяного наглеца, но не мог даже пошевелиться. Он как будто потерял волю. Все нутро выворачивалось от вони и насильного вторжения в его плоть. Член засновал быстрее, мастер стал задыхаться, парень застонал. «Все! Умираю», – отчаялся Иоганн Якоб, но тут рот опустел, и молодая упругая струя выстрелила в глаз…

11

Не успел Иоганн Якоб утереть лицо, как Андреас развернулся и, не утруждая себя тем, чтобы спрятать член в панталоны, ушел к Марте. Через минуту сквозь толстые стены уже слышался его храп. А мастер не мог уснуть – думал о том, что произошло. Удивительно, но он не был потрясен, унижен или раздавлен случившимся. Ничего подобного. Иоганна Якоба занимали совсем другие вопросы: как вести себя утром,