– Я чувствую, что мы так никогда и не поймём друг друга, поэтому нам лучше закончить разговор, – с горечью заметил Александр. После долгой паузы он добавил: – Я приеду завтра к часу, буду сопровождать вас в церковь, но это станет моим последним визитом. Прощайте.

Лив с ужасом осознала, что её сейчас застанут под дверью. За те несколько мгновений, что остались до появления Александра, она уже никуда не успевала спрятаться. Придётся сделать вид, что идёт в гостиную. Лив шагнула вперёд и взялась за ручку, в этот миг дверь сильно толкнули изнутри, и девушка, отлетев назад, упала.

Лив молча сидела на полу, не понимая, что случилось. Над ней склонился Александр.

– Простите, я сильно толкнул дверь. Вы ушиблись? – спросил он.

Слова были те же, что и сказанные тогда на лестнице, но сейчас в голосе кузена не было и тени заботы, не было даже сочувствия. В этом тоне сквозила лишь плохо скрываемая ярость, а ещё – нетерпение. Князь спешил уйти, а кузина оказалась досадной помехой. Лив постаралась встать. Александр легко поднял её и поставил на ноги.

– Ну что? Можете идти?

– Да, со мной всё хорошо, – отозвалась Лив и, не удержавшись, спросила: – Вы разве уже уходите? Скоро ужин…

– Благодарю, я не голоден, а сейчас очень спешу. Прошу простить, – отозвался Александр, но потом, чуть оттаяв, добавил: – Встретимся завтра на свадьбе. Надеюсь, что вы и Полина там будете, иначе мне не вынести этого балагана.

– Да, конечно, мы с тётушкой будем, – пообещала Лив. В её сердце вдруг забрезжила надежда, что всё ещё может хорошо закончиться.

Кузен кивнул ей и пошёл к выходу. В вестибюле слуга накинул ему на плечи длинное пальто с двумя пелеринами. Лив не могла отвести глаз: вот Александр поправляет воротник, вот идёт к двери… Полезет он в карман или нет? Впрочем, зачем гадать? В любом случае всё уже свершилось: письмо попало к адресату, и завтра она узнает свою судьбу.

Как же приятно вершить людские судьбы! Ощущение своего могущества грело Палачу душу. Какое же это наслаждение – следить, как мучаются твои жертвы! Шварценберги спорили не на жизнь, а на смерть. Жаль только, что не видно их лиц, а подойти поближе нельзя. И всё из-за этой девчонки. Чёрт принес её под двери гостиной. Она-то что здесь забыла?

Палач до сих пор не обращал на Лив особого внимания, девчонка никак не помогала, но и не мешала делу. Так, может, стоило к ней присмотреться? Впрочем, картину она всё равно испортила – не позволила Палачу подобраться к двери, и теперь приходилось прятаться за колонной, ближе к чёрному ходу. Хорошо, хоть Шварценберги орали так, что их услышали бы и мертвые.

Баронесса упёрлась, как кремень, настаивая на свадьбе сестры. Молодчина! Так держать! Ну, а сынок против этой жабы явно не стоял. Как и ожидалось, он быстро скис и на всё согласился. Давно бы так! Палачу стало весело, и пришлось даже зажать ладонью рот, чтобы девчонка не услышала смех.

Лив прямо-таки приникла к дверям гостиной, ловила каждое слово. На мгновение её лицо попало в полосу света, и стало ясно, что девчонка в отчаянии. С чего бы это? Шварценберги ругались из-за интрижки сына с графиней Самойловой, а Лив только что не умирала. Влюбилась, что ли? А ведь точно влюбилась! Жаль. Из неё получился бы хороший свидетель – дурочка с благородными принципами. Такая врать не станет. Спроси её полиция, не ссорились ли, мол, князь с матерью меж собой, она правду бы и выложила. А теперь что? Станет своего избранника всячески защищать. Да-а… Так и будет! Палачу ли не знать женскую натуру? Бабы совсем разума лишаются, когда до их любовников дело доходит…

Что там кричит баронесса? Требует золота? Ну, это уж она много хочет! Всё решено, кому и сколько денег достанется. Хотя… Сынок предлагает матери пятьдесят тысяч дукатов? А почему бы и нет? Сто пятьдесят тысяч – лучше, чем сто. Ради этого можно даже разрешить жирной бабище пожить ещё.

Лив в полосе света у двери сделалась белой, как простыня. С чего бы это? Ага! Её избранник объявил, что завтра в последний раз появится в этом доме. Ишь, задергалась-то как!.. Грохнулась на пол! Понятное дело – станет изображать невинную овечку, будто не подслушивала, а шла в гостиную. Князек склонился над ней. Но почему ничего не слышно? О чём они там шепчутся?

Шварценберг ушёл, оставив девчонку у двери. Куда та пойдёт, в гостиную или наверх? Убежала… Ну, что ж! Путь свободен. Надо бы исчезнуть, пока никто не обнаружил этого убежища…

Палачу осталось пройти лишь несколько ступенек до второго этажа, когда вновь вспомнилось главное из подслушанного разговора. Князь не хочет больше бывать в этом доме? Тогда времени просто не остаётся. Логика всегда была коньком Палача. Не подвела она и на этот раз. Хоть и жаль пятидесяти тысяч, но выбирать не приходится. Баронесса Шварценберг должна умереть от руки собственного сына – это основа плана, можно сказать, его стержень.

Вот всё и решилось. Сразу после свадьбы своей тётки с управляющим князь Александр Шварценберг убьёт собственную мать из-за давнишней вражды. Как забавно: в доме живёт куча народа, а никто, кроме Палача, не знает, что час уже пробил и наступила последняя ночь перед бойней.

Ночь оказалась тяжёлой и бесконечно длинной. Лив надеялась, что волнение, от которого у неё внутри тряслась каждая жилка, постепенно спадёт, но этого так не случилось. Лив всё пыталась понять, что же почувствует Александр, найдя её письмо. Раздражение? Жалость? В самом деле, ведь он ни разу даже не намекнул, что видит в ней женщину, он всегда относился к ней как младшей родственнице – ну, может, как к сестре. Страх шептал Лив, что ничего хорошего она от Александра не услышит. Не хотелось даже думать, что это будет за разговор.

– Только не жалость, – раз за разом повторяла Лив, меряя спальню шагами, – что угодно, только не жалость!

Пусть бы лучше Александр отчитал её, чем пожалел. Хотя если уж быть честной, то выслушивать нравоучения – тоже унизительно. Лив явно переоценила свои силы и просто не сможет встретиться с кузеном лицом к лицу. Но ведь этого не избежать – они оба должны быть на свадьбе. Хотя и в этом случае можно найти выход: стоять рядом с Полиной, а в его сторону даже не смотреть.

А ведь тётка звала Лив с собой. Всё бы уладилось, если бы они уехали… Вернулись бы через год, когда Александра уже и след простынет. Хорошо бы уехать тайком, и чтобы письмо об отъезде своих сестры и «подопечной» баронесса получила как можно позже.

Нужно только избежать объяснения, а потом броситься Полине в ноги. Так размышляла Лив.

Утром выяснилось, что драма только усугубляется: ещё предстояло пережить раздражение тётки Евдоксии и истерику тётки Алины. Баронесса измучила всех, заставляя перекладывать складки, перекалывать шпильки, запудривать круги под глазами невесты и делать множество других бесполезных вещей. Она всё никак не могла достичь «приличного» результата. Лив, Полина, сама невеста и две горничные замучились исполнять её требования. Никто уже не понимал, что же баронессе нужно. Всё разъяснилось, когда Лив случайно заметила тёткин взгляд. Евдоксия смотрела на часы. Судя по времени, Александр уже сорок минут как должен был приехать. Лив чётко слышала, как он обещал матери прибыть к часу, баронесса явно не могла об этом забыть.