Ужасное само по себе, убийство девочки стало одной из главных тем средств массовой информации. Первоначальной причиной стала личность жертвы. Стейси была приемной дочерью Сэма Кинкейда, отпрыска знаменитой семьи, владевшей по меньшей мере дюжиной агентств по продаже автомобилей в округе Лос-Анджелес. Отец Сэма, Джексон Кинкейд, получивший в свое время прозвище Автомобильный король, построил семейный бизнес на основе одного-единственного фирменного магазинчика «Форд», который достался ему от отца после Второй мировой войны.

Как и Говард Элайас, вышедший на сцену много позже, Джек Кинкейд своевременно оценил маркетинговые достоинства местного телевидения и в шестидесятые развернул широкую рекламную кампанию, появляясь на экранах едва ли не каждый вечер. Перед камерой он изображал из себя своего парня, милого добряка, искреннего и дружелюбного трудягу. Надежный и внушающий доверие, почти двойник Джонни Карсона[7], он появлялся в гостиных и спальнях жителей Лос-Анджелеса не реже этого популярного телеведущего. И если Город Ангелов считался «антиутопией», то Джек Кинкейд мог определенно считаться его неофициальным мэром.

В реальной жизни, где за ним не следил объектив телекамеры, Автомобильный король был расчетливым бизнесменом, подыгрывавшим обеим политическим силам и безжалостно выдавливавшим из бизнеса конкурентов. Сеть его агентств быстро разрасталась, принадлежащие Кинкейду автостоянки распространялись по всей Южной Калифорнии, становясь неотъемлемой частью местного ландшафта. К восьмидесятым царствование Джека Кинкейда закончилось, и титул перешел к его сыну. Однако старик сохранил немалое влияние, хотя и не демонстрировал силу открыто. Тем удивительнее было появление отошедшего от дел магната в телевизионном выпуске новостей после исчезновения Стейси. Старина Джек обратился к неизвестным похитителям с предложением выкупа в один миллион долларов. К богатой преступлениями истории Города Ангелов добавился еще один сюрреалистический эпизод: вернувшийся из тени, еще не забытый горожанами старик слезно умолял сохранить жизнь внучке.

И все напрасно. Не помогли ни деньги, ни слезы — через несколько дней двое бродяг нашли тело девочки на заброшенной автостоянке.

Обвинение Харриса основывалось на двух фактах: отпечатках его пальцев, обнаруженных в комнате, из которой похитили девочку, и близости той самой автостоянки к дому, где жил Майкл Харрис.

Процесс держал в напряжении весь город, его широко освещали все газеты и каналы местного телевидения. Адвокат Харриса, Джон Пенни, не менее опытный юрист, чем Говард Элайас, и знающий, как влиять на мнение жюри присяжных, избрал для защиты простую, но эффективную стратегию. Он утверждал, что обнаружение тела девочки вблизи дома подзащитного есть не что иное, как простое совпадение, а отпечатки пальцев — их нашли на одном из школьных учебников — подлог, совершенный полицейскими.

Ни влияние, ни деньги Кинкейдов не смогли противостоять мощной волне антиполицейских настроений и расовой подоплеке дела. Харрис был черным, Кинкейды, полицейские и обвинители — белыми. Исход суда практически предопределило выступление Пенни, процитировавшего воспринятое многими как расистское заявление Джека Кинкейда. Задав старику несколько вопросов о принадлежащей ему сети автомагазинов, адвокат спросил, почему их нет в южной части Лос-Анджелеса. Прежде чем сторона обвинения успела отвести вопрос, как не относящийся к делу, Кинкейд без обиняков ответил, что никогда не станет вести бизнес в районе, обитатели которого имеют склонность к бунтам и не соблюдают закон. Он добавил, что принял такое решение после беспорядков в Уоттсе в 1965 году и укрепился в этом мнении после волнений 1992 года.

И вопрос, и ответ не имели никакого отношения к убийству двенадцатилетней девочки, но в настроении присяжных произошел решающий поворот. В интервью, данных уже после завершения суда, члены жюри указывали на то, что ответ Кинкейда наглядно продемонстрировал глубину расовой пропасти, разделившей город. Симпатии, бывшие до того момента на стороне семьи Кинкейдов, качнулись в сторону Харриса. Защита победила.

Через четыре часа присяжные оправдали Майкла Харриса. Пенни передал дело своему коллеге, Говарду Элайасу, специалисту по гражданским искам, а Харрис занял место рядом с Родни Кингом в пантеоне жертв расизма и героев южного Лос-Анджелеса. Большинство из них действительно заслужили этот статус, но популярность некоторых была не более чем мыльным пузырем, раздутым стараниями адвокатов и прессы. Так или иначе, Майкл Харрис добивался теперь компенсации, оценив причиненный ему вред в кругленькую сумму.

Несмотря на вынесенный присяжными вердикт и всю сопутствующую риторику, Босх не верил ни в невиновность Харриса, ни в жестокость полиции. Одним из тех, кому предъявили обвинение, был его бывший напарник, Фрэнки Шихан, которого Босх знал как настоящего профессионала в обращении с подозреваемыми и заключенными. Харриса же Босх считал лжецом и убийцей, которому просто удалось избежать наказания. Детектив без малейших колебаний взял бы его за шиворот и доставил в участок для допроса в связи с убийством Говарда Элайаса. Но он прекрасно понимал и то, что если возьмется сейчас за Харриса, то рискует усложнить ситуацию и добавить ему сочувствия в глазах как общественности, так и средств массовой информации. Решение, которое предстояло принять, было в значительной степени политическим.

— Дай немного подумать, — сказал Босх.

Он прошелся по атриуму. Дело оказалось еще опаснее, чем представлялось вначале. Любой неверный шаг мог привести к катастрофе — для следствия, для департамента, для отдельных людей. Понимал ли это Ирвинг, когда остановил выбор на команде Босха? Возможно, расточаемые заместителем начальника полиции комплименты служили завесой, прикрывавшей истинный мотив: предоставить группе самой выпутываться из сложного положения. Босх понимал, что от таких мыслей отдает паранойей. Вряд ли Ирвинг успел бы так быстро учесть все обстоятельства и с ходу выработать сложный план. Да и какое ему дело до Босха и его группы, когда на кону такие ставки.

Он поднял голову — небо посветлело. День обещал быть жарким и солнечным.

— Гарри?

Босх повернулся — это была Райдер.

— Она закончила.

Лэнгуайзер отдала ему телефон.

— Вам это вряд ли понравится. Дэйв Шейман собирается прислать специального представителя, который просмотрит документы, а потом уже решит, какие из них сможете получить вы.

— Что еще за специальный представитель? — проворчал Деллакроче.

— Независимый адвокат, назначенный судьей, — объяснила Лэнгуайзер. — Его задача будет состоять в том, чтобы защищать права клиентов и определять, какие документы необходимы следствию.

— Вот черт! — уже не сдерживая раздражения, бросил Босх. — В таком случае, может быть, нам вообще отказаться от дела? Если окружному прокурору на все наплевать, то почему бы и нам не взять с него пример?