цена поездки соответствовала сумме, которую я тратила в Москве, чтобы добраться до работы на метро и МЦД. Автозавод считался в Нижнем Новгороде неблагополучным районом, даже хуже, чем седьмой. Там повсюду располагались бесконечные промзоны, заводы и жуткий парк “Дубки”, о котором ходили разные слухи и истории встреч с наркоманами. Архитектура за окном по мере приближения к отделу беднела.

Внутри, конечно, просто так никого не пускали. Дежурный за покрытым царапинами стеклом вяло поинтересовался, что мне нужно.

— Я ищу человека по имени Акай Акаев, он работал здесь в 1999 году.

— Девушка, — вздохнул лысеющий мужчина, — ну вы бы еще спросили того, кто открывал это отделение, — он закатил глаза и взял трубку стационарного телефона, — вы по какому вопросу?

— Скажите, что к нему пришла Акаева Акылай.

Через 5 минут я уже стояла у двери кабинета — Акай Акаев за прошедшие годы стал начальником всего отделения, и мне повезло застать его в тот день на рабочем месте. Я коротко постучала в деревянную дверь и заглянула внутрь: под флагом страны во главе стола сидел небольшой мужчина, его макушка не была лысой, как я себе представляла.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — он сложил руки в замок и внимательно за мной наблюдал, пока я садилась напротив. — Не думал, что ты когда-нибудь ко мне придешь, но рад тебя видеть.

Было странно сидеть напротив человека, который знал меня давно, но я его видела впервые в жизни. Из моей головы испарились все мысли, я не знала, что ему сказать и что спросить. Некоторое время я смотрела на него — он удивительно хорошо выглядел, учитывая, что ему определенно было уже за сорок.

— Ты хотела что-то узнать?

— Да, — я медлила, подбирая слова, — не могли бы вы рассказать подробности того, как нашли меня.

— Нашел тебя не я, мне позвонила жительница того дома 11 августа ближе к полуночи. Потом приехала скорая, тебя забрали врачи, а делом занимался мой коллега.

— Мне сказали, что имя придумали вы.

— Да, на следующий день мне позвонила знакомая сотрудница ПДН и предложила придумать тебе имя, пока не найдутся родители. В тот день было последнее в тысячелетии солнечное затмение, в газете писали, поэтому я выбрал для тебя имя Акылай — умная луна. Вот и все, что я могу тебе рассказать.

— А дело с родителями, вы не знаете… что-то нашли или нет?

Он некоторое время смотрел прямо мне в глаза, будто взвешивая что-то у себя в голове.

— Милиция никого не нашла, дело закрыли.

— Я не ищу родителей, просто хотела немного узнать о своем происхождении, — мне стало ужасно неловко, — раз это все, то я, наверное, пойду.

Сгорая от стыда за эту глупую идею, я все же смогла заставить себя остановиться у двери, чтобы сказать главное:

—

Спасибо вам за имя, оно мне нравится.

Я выбежала из кабинета, не дожидаясь реакции. Меня душил стыд. Я бежала по лестнице, чтобы скорее выйти на свежий воздух. Мысленно ругая себя, я даже не попрощалась с дежурным. На улице шел дождь, но мне так хотелось скорее убежать, что я не обращала внимания. Зажигалка долго не поддавалась и я остановилась, чтобы, наконец, прикурить. Я очень быстро обдумывала наш разговор, отмечая, что поступила цинично, сухо поинтересовавшись только тем, что мне нужно. «Ни здрасьте, ни идите на*уй» — так бы выразилась Арина. Я винила себя за всю эту идею.

Сигарета промокла, мои волосы противно прилипли ко лбу.

— Акылай! — он выбежал, видимо, следом, даже не надев куртку поверх формы. — Не ищи своих родственников, хорошо? Я расскажу тебе, но пообещай, что не станешь их тревожить.

Я кивнула. Не выпуская сигареты изо рта, задержала дыхание. Мы так и стояли под дождем, его форма покрывалась темно-синими пятнами от воды.

— Твоя мать моя старая знакомая, дочь друзей моих родителей. Я давно жил в Нижнем Новгороде, а ее отправили учиться в 1997 году, и попросили меня приглядеть за ней. Во время учебы она спуталась с каким-то русским парнем, забеременела. Ее звали Сезим Шабаева, ей и 20 лет не было. Она пришла ко мне, когда узнала об этом, — он указал рукой на меня, имея в виду беременность, — и мы решили, что она родит и подбросит ребенка в подъезд. Нельзя было, чтобы родственники узнали, это ужасный позор для семьи. Она доучилась второй курс, скрывая беременность, а в августе родила в ванной моей квартиры. А дальше ты знаешь.

— А отец?

— А что отец? Они виделись пару раз, в один из которых тебя зачали. Я не был с ним знаком, только знаю, что его звали Алексеем.

— А что сейчас с Сезим?

— Потому-то я и прошу тебя не искать ее, — он теперь тоже курил, глядя куда-то вдаль, — она погибла пару лет назад. Ее родители еще живы, но если вскроется обман, то это будет страшным ударом для них. Сезим вышла замуж здесь после института, что тоже не приветствовалось, но кое-как Айгуль и Умар смирились. У нее родилось еще двое детей в браке, сейчас они уже взрослые. В 2020 году у нее обнаружили рак шейки матки и она угасла за пару месяцев, но родителям так и не призналась ни в чем. Никто, кроме меня не знал, и я обещал унести это с собой в могилу. Я свое обещание не сдержал, но мне бы не хотелось лгать тебе.

— Вот как, — я закурила следующую сигарету, — я не буду искать никого, обещаю. Только скажите, где она похоронена? Я бы хотела один раз ее навестить.

Акай дал мне название кладбища, где похоронили мою биологическую мать, и примерно описал, как ее найти. Впрочем, я не расстроилась из-за этой истории. Как мне кажется, такое происходило часто. Да и в окружении других сирот я наслушалась о судьбах пострашнее. И обиды не было, я только думала, а как сама поступила бы на ее месте? Ни к чему не пришла в итоге, ведь я и близко не находилась к ее месту. Со своей колокольни мне плевать на мнение окружающих, в силу современных взглядов мне не знаком ужас позора. Наверняка, будь это не так страшно, она бы не стала ухищряться. С другой стороны, если главной причиной оставить меня стал не страх позора, а, например, обычное нежелание быть матерью, то я тоже не злюсь. Я могу это понять, и быть залетным нелюбимым ребенком едва ли лучше,