Пока я раскачивалась под звездным небом у главного входа, Энже по моей просьбе дала контакты бывших опекунов — нашла в моем телефоне, пароль ей был давно известен.

Все события кажутся мне скомканными, будто все произошло за считанные минуты, раздавив меня, как муравья.

Капли воды потекли по гранитному лицу Арины, как слезы. Словно она сожалеет и плачет вместе со мной, что придавало портрету осмысленность, рождая ощущение, что мы находимся по разные стороны перегородки. Если по ту сторону она есть, то я бы не хотела причинять ей еще больше боли.

— Да почему ты мне даже не снишься? — спросила я, бессильно уронив голову.

Слезы упали мне на колени, а следы их смешались с идентичными каплями дождя. Все ушло — я на обочине жизни совсем одна, в таком большом мире нет одного единственного маленького человека. Я зажмурилась так, что во тьме полетели звездочки, падая в черную дыру, а когда подняла голову, то с неба уже тихо падал снег.

Я не хотела ночевать в своей квартире, и предпочла пойти к Арине. Свет в ее окнах горел, и у меня было четыре варианта причин этого: лучший — Арина инсценировала свою смерть и живет в старой квартире (глупо, но хотелось бы в это верить), вероятный — квартиру вскрыли местные наркоманы и устроили притон, нейтральный — опека уже распределила жилплощадь кому-то другому, худший — по какой-то причине жильем завладела ее мать.

Мое сердце замирало, пока я ехала в лифте, мне было страшно. Некоторое время я стояла у двери, не решаясь вставить ключ, хотя никакого смысла в этом не было — очевидно, что замок давно сменили. Причем грубо — предыдущий будто вырвали. Мои попытки провернуть ключ не остались незамеченными: из-за тонкой двери я услышала пьяные голоса, нецензурно вопрошающие у черт знает кого о происходящем. Я отпрянула от двери, сделала шаг назад, но оступилась и, подвернув правую ногу, упав на холодный бетон. Песчинки и грязь прилипли к моим ладоням. За дверью началась возня, заскрежетал дешевый замок. А я, будто с места непредумышленного преступления, позорно, беспорядочно отталкиваясь от пола всеми конечностями, сначала несколько раз нажала на кнопку лифта, но тот был на другом этаже, поэтому бросилась на лестницу. До первого этажа я даже не замечала боли в поврежденной ноге. Мне трудно объяснить свое поведение, но уже на улице я аккуратно вдоль стены, держась за нее так, будто шла по краю обрыва, добралась до угла и только тогда смогла выдохнуть. Позорно изгнанная из места, которое могла считать своим домом, я в обход отправилась в квартиру, числившейся за мной.

Мой подъезд выглядел не лучше: стены впитали запах мочи, от угла к углу человеческой, а у некоторых дверей кошачьей. Звукоизоляцию не устанавливали, поэтому эхом доносились детский плач, музыка, состоящая из басов и иногда голоса, повторяющего одно слово, и смеха, похожего на рев. Исписанный лифт поднял меня на пятый этаж. От двери кто-то оторвал одну цифру: теперь между 54 и 56 квартирами затесалась 5. Во мне родился страх, что ключ не подойдет и мне будет некуда идти, но замок поддался, и я сделала шаг в пустую однушку. Я никогда там не жила, поэтому ни мебели, ни вещей, ни даже штор в нее не покупала. Из-за идентичной планировки всех квартир в комплексе, мне стало казаться, что моя квартира — это худшая версия Арининой, уродливый первый блин — тот, что комом. Свет не загорелся — его отключили, хотя я исправно оплачивала все коммунальные счета.

Я прошла на кухню, стараясь не касаться стен. Раковина, какие можно встретить только в “Светлом будущем” и деревенском доме, висела в углу, а ее трубы, как корни, уходили куда-то под линолеум. В туалете унитаз и душевой поддон также ютились по углам. Бездушная жилплощадь.

Я, наверное, могла бы остаться в ней, использовать рюкзак вместо подушки, но мой взгляд скользнул по оконной раме и остановился на овальном тельце насекомого. Находясь в оцепенении, я одними глазами проследовала вверх по стене и обнаружила всю семью нового жильца: тараканьи папы, мамы и прочие родственники, вероятно, тоже не ожидали встречи. Я судорожно вдохнула воздух, у меня затряслись все конечности и, подобно пластиковой кукле из 90-х, я на прямых ногах неспешно прошла к двери, подняла свои вещи, отряхнула и вышла прочь. Теперь это не моя квартира.

Часом позже, когда я проплакалась от испуга и ушла на добрые три километра от ЖК, я все же задумалась о ночлеге. Планы “А” и “Б” исчерпаны, и в надвигающейся ночи я сидела на детской площадке. Вариант поехать к опекунам даже не рассматривала — они достаточно натерпелись моих вечных проблем. Я могла бы позволить себе остановиться в отеле или, на худой конец, мотеле, но в последнем могли проживать другие тараканьи родственники. На отель денег хватило бы с трудом. И я решила снова зайти в детский дом на случай, если охранница не сменилась или Тамара Федоровна еще не ушла, и кто-то из них надо мной сжалится.

Всю дорогу я испытывала стыд из-за собственной беспомощности. Я ничего не могу. И не хочу.

Когда я постучала, охранница приоткрыла дверь, взглянула на меня и тут же ее захлопнула.

— Говори так, — она крикнула громче, чем следовало, — чего вернулась?

— Извините, а Тамара Федоровна уже ушла?

— А что ты хочешь?

— Моя… — я запнулась, осознавая глупость того, что собиралась сказать, — моя квартира кишит тараканами, могу я остаться здесь на одну ночь?

Все затихло, но через полминуты дверь снова открылась. Женщина с усталым лицом отступила и пропустила меня внутрь.

— Как тебя зовут?

— Акылай.

— Ирина Андревна, — мы обменялись кивками, — садись пока со мной, скоро Тамара Федоровна приедет.

— Вернется? Так поздно?

— Девочка, которую сегодня забрали снова вычудила, — Ирина Андреевна вытащила из шкафчика две чашки с потемневшими стенками, — на медосмотре обнаружилось, шо она беременна, а пока решали ее дальнейшую судьбусбежала. Представляешь? И так постоянно! А вся ответственность на ком? На Тамаре Федрне.

Когда я еще была воспитанницей, такое, конечно, случалось. Дети в детском доме постепенно с 7 лет начинали “портиться”, кто-то скатывался даже дальше, чем Наташа. И я сумела отличиться. Я училась не при детском доме, а в Сормовской 183 школе — там был уклон на изучение отдельных предметов и мне позволили туда перевестись за успехи в английском языке. Однако, падение моей