успеваемости совпало с моим переходом в 7 “А” класс. В последний год, прежде чем меня забрали в “Алию”, мы пронесли на школьный бал две бутылки водки и перелили их в литровые пачки сока. Теперь я не могу объяснить, почему мы выбросили пустую тару в туалете на первом этаже, но именно поэтому мы попались. Пока все танцевали, несколько учителей и завуч проверяли сумки всех учеников, сваленные на подоконнике. Еще глупее было то, что нашли ароматные пакеты не в моем рюкзаке, а у моей подельницы. Ее сразу увели, а я, вопреки желанию старшеклассников меня вывести, пошла следом за ней, так как у нее остался мой телефон. Учительница по русскому языку меня обнюхала и, конечно, учуяла стойкий запах дешевого пойла, на какое нам только и могло хватить денег. За мной приехала воспитательница, после головомойки в учительской, она не сдержалась и ударила меня по лицу, из-за чего я сбежала. Все произошло 28 декабря, а в детский дом я вернулась только 3 января, что еще раз меня выделило — меня не поймали полицейские, а я пришла сама. Как же кричала Тамара Федоровна — словами не передать, а я ее за это ненавидела.

Теперь же, наблюдая только за одним ее днем со стороны взрослого человека, мне стало стыдно за все, что я совершила. Может, она и кричала на меня больше всех потому, что я вроде бы и проказничала, но не так сильно, как нескончаемый поток таких же, как Наташа. Буквально, для нее, находившейся в битве с клубком змей, я была назойливой мухой, которая только отвлекала. Змеи не кончались, мухи прибывали, но сосредоточившись на первых, она срывалась на нас.

— И много сейчас таких?

— Наркоманов? Да каждый второй, вот они — плохие гены.

Спорить я не стала. Замкнутый круг.

— Акылай, что-то случилось? — Тамара Федоровна, кажется, беспокоилась обо мне, не как о бывшем “ее ребенке”.

— Простите, что пришла так поздно и не вовремя. Моя квартира наполнена тараканами, а я их боюсь… я могу остаться на одну ночь? Я готова отработать, помочь, чем скажете.

— Акаева, это все еще твой дом, — она устало улыбнулась, — бывших детей не бывает. Сейчас тебя определим в свободную комнату, только мне сначала нужно в кабинет, пойдем со мной или подожди здесь.

Я поблагодарила Ирину Андреевну за чай и последовала за директрисой. По дороге она рассказала некоторые подробности произошедшего. Наташа Казанцева действительно оказалась беременна, по ее словам, шел уже 4 месяц. Тамара Федоровна предположила, что девочка солгала, боясь, что ее принудительно отправят на аборт. Сотрудники благотворительного проекта “Выжить” опешили, а она, воспользовавшись заминкой, убежала.

— Я догадываюсь, где она. Надо дождаться полицию и поеду, — сообщила Тамара Федоровна после пары звонков, — слушай, — она присмотрелась ко мне, — хочешь нам помочь? Ты по возрасту к ней ближе, а я на полвека старше и найти с ней контакт очень трудно.

Вот он — шанс отплатить Тамаре Федоровне, сделать для нее хоть что-то хорошее. Однако, я не была уверена, что у меня получится., но я выдавила из себя:

— Я попробую.

На служебном автомобиле с выключенными мигалками мы поехали, конечно, не в ботанический сад, а, кто бы мог подумать, в “Светлое будущее”. В дом, который находился между моим и Арининым. Полицейские и Тамара Федоровна остались стоять не лестничной клетке выше, а я нажала на кнопку звонка. Музыка играла очень громко, и я удивилась, что меня услышали. Когда из двери почти выпал молодой человек, мне в лицо ударил очень знакомый специфический запах.

— Привет, — парень покачивался и глупо улыбался.

— Привет, а Наташа Казанцева здесь?

— А ты кто будешь?

— Подруга.

— Ну, — он, крепко держа ручку двери, отошел, — заходи, подруга.

Парень не переставал блаженно улыбаться. Мне стало не по себе, а мои сопровождающие так и не показывались из-за угла. Я сделала шаг, под ногами скрипнул самодельный деревянный порог — я это даже не услышала, а ощутила стопой. Из-за орущей музыки с идиотским текстом про быт барыги я не заметила, как его за моей спиной уже скрутили и вывели. Планировка однушки не открывала обзор в коридор, потому никто, пока я не вошла, и не обратил внимания на возню у двери. У большинства взгляд не прояснился, только у Наташи глаза расширились и, спотыкаясь о диванные подушки и бутылки, она метнулась к балкону. Боясь упасть, я довольно медленно проследовала за ней, что дало ей возможность открыть окно и взобраться на стул.

— Я выпрыгну! — заверещала она, а ее крик подхватило уличное эхо. — От****сь от меня, блядь!

За моей спиной подростки стали выкрикивать призывы к действию:

— Давай, прыгай! — а затем скандировали, — да, смерть! Да, смерть! Да, смерть!

Я в изумлении на долю секунды обернулась, а Наташа высунула из окна одну ногу. Я дернулась, чтобы ее ухватить, она пошатнулась, но вовремя ухватилась за оконную раму, крича, чтобы я отошла.

— Подожди, — я подняла ладони, — я не буду подходить, я просто хочу поговорить.

— Я не буду с тобой разговаривать!

— А со мной? — произнесла Тамара Федоровна над моим плечом.

— Ты, старая сука, иди нахер!

Я вытянула правую руку, блокируя вход, и тихо попросила директрису оставить вдвоем.

— Я не буду тебя останавливать. Давай сделаем вид, что я тебе переубеждаю? — она недоуменно взглянула на меня, — крикни что-нибудь, будто я тебя отговариваю.

— Пошла нахер!

— Именно. Мне неинтересно тебя переубеждать, но, видишь ли, я писательница. Чтобы писать хорошие книги, мне нужны интересные истории. Расскажи, почему ты хочешь умереть? Почему ты не считаешь, что сможешь нормально жить? — я ужасно импровизировала, но деваться уже было некуда: ложь уже лилась потоком.

— А что тут непонятного? — она заинтересовалась и машинально попыталась перекинуть свою конечность обратно.

— Стой так, иначе они нам помешают, — потребовала я.

Наташа села на оконную раму.

— Ты напишешь обо мне книгу? — ее лицо, несмотря на мешки под глазами и красные пятна на лице, выглядело детским, а задавая этот вопрос, она вовсе напомнила мне пятилетку после истерики из-за конфет.

— Если хорошо расскажешь, то напишу.

Кто-то из комнаты ухватился за ручку, но тут же отошел, когда я раздраженно махнула рукой.

— Я родилась 25 июля 2007 года.

Боже, подумала я, совсем малышка еще! И никак не вязался год, который я помню, с измученным образом ребенка, рожденного тогда.

Стоит ли верить ее словам —