Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут мои ноги подкосились, и я повалилась на сырую землю. Кёрс протянул мне руку, чтобы помочь подняться, но я не приняла ее.
– Прошу прощения, я вдруг почувствовала слабость, – сказала я.
Не хотелось признаваться, что эта гнусная история так подействовала на меня. Не глядя на Кёрса, я взяла конверт.
– До свидания, миссис Кристи, – произнес негодяй и пошел прочь, но затем обернулся и прибавил: – Если хотите, можете записывать все, что с вами происходит. Я даже рекомендовал бы вам делать это. Как знать, может быть, потом вы будете меня благодарить. Не исключено, что это приключение вдохновит вас на создание самого удачного из ваших романов.
Когда я окончательно пришла в себя и подняла голову, Кёрса уже не было.
Уна стояла возле Стайлза и соображала, что бы такого предпринять. «Ужасный дом, – думала она, – кричащий и вульгарный. Не могу поверить, что миссис Кристи сама выбирала его. Наверное, это была идея ее мужа». Родители Уны были очень сдержанны во всем. Они принадлежали к кругу зажиточных людей, но это само собой разумелось и не означало, что надо пускать пыль в глаза, скупать шикарные особняки и автомобили. Об этом свидетельствовал и фамильный дом на Элм-Парк-роуд, набитый потертыми персидскими коврами, креслами с потрепанной кожаной обивкой, антикварными столами, на которых поколения предков оставили пятна и царапины.
Уна знала, что миссис Кристи принадлежит к среднему классу, и в ходе предварительного расследования выяснила, что у ее семьи имелись средства, но отец Агаты Фредерик Миллер быстро их растратил. Миллеры были вполне респектабельными людьми, однако не относились к художественным или интеллектуальным кругам, так что Агата отличалась довольно провинциальными вкусами – это, по мнению Уны, было видно и по ее книгам.
Агата Кристи не пыталась экспериментировать с формой, писать необычно и дерзко. Словом, не сравнить с Вирджинией Вулф. Но в сюжетах Кристи чувствовалось какое-то подводное течение. Уне не доводилось читать ничего, подобного «Убийству Роджера Экройда». Как сказал Дэвисон, в миссис Кристи ощущалось нечто более глубокое, нежели тот образ, который она представляла миру. Во всяком случае, из среднего класса не так уж часто выходят писательницы, сочиняющие столь незаурядные детективные романы. В характере миссис Кристи явно были стороны, совершенно несвойственные среднему классу, и потому ей, наверное, было не по себе в таком доме. «Неудивительно, что она сбежала», – подумала Уна.
Она уже минут двадцать околачивалась здесь и понимала, что надо приступать к делу, пока полковник Кристи не вернулся домой. Уна заранее выяснила у служанки по телефону, что хозяин отсутствует и должен приехать в половине седьмого. Его машины перед домом пока еще не было, но время приближалось к шести. Уна глубоко вдохнула морозный воздух, прошла по подъездной аллее к дверям и постучала. Никакой реакции в доме не последовало, и она постучала вторично, на этот раз более настойчиво. За дверным стеклом возникла и замерла чья-то тень.
– Простите, но мне не велено открывать газетчикам, – послышался женский голос.
Надо было действовать быстро. К счастью, Уна умела разговаривать с прислугой.
– Я вовсе не из газеты, – сказала она, – и потому, пожалуйста, впустите меня немедленно.
Дверь открылась, за ней стояла молодая женщина. Она встревоженно посмотрела на Уну, нервно ломая пальцы. Они напоминали угрей в ведерке, которых Уна видела как-то в Шотландии, когда отец взял ее с собой на рыбалку.
– Я из «Коллинза», издательства, которое печатает книги миссис Кристи, – произнесла Уна с достоинством.
– Ох, тогда проходите, пожалуйста, мадам.
– Благодарю вас. На улице ужасно холодно.
Уна вошла в прихожую и огляделась. Ну да, все было, как она и ожидала. Уменьшенный вариант загородной виллы, обновленный и приведенный в порядок. Хозяева дома старались копировать жизнь высшего общества, но если кое-какие средства для этого у них были, то способностей создать собственный стиль им не хватало. А дому между тем дали название Стайлз. Просто смех.
– К сожалению, полковника нет дома, миледи. Однако он скоро приедет.
– Но я пришла поговорить не с ним, а с вами.
– Со мной, мисс? Но я не могу сказать вам ничего ценного. Я совсем не разбираюсь в книгах миссис Кристи и тому подобных делах.
– Тем не менее почему бы нам не побеседовать?
Уна улыбнулась, зная по опыту, что ее улыбка почти всегда позволяет ей добиться желаемого. Дэвисон говорил, что это ее секретное оружие. Во всяком случае сейчас оно подействовало. Лицо девушки смягчилось, и напряжение явно отпустило ее.
– А знаете, вы очень симпатичная. Удивляюсь, что сотрудники иллюстрированных журналов еще не предлагали вам стать фотомоделью. Говорят, там можно заработать кучу денег.
– Правда? Никогда об этом не думала, – сказала служанка, покраснела и глупо захихикала.
– Где мы могли бы поговорить?
– Поговорить, мадам?
– Да. Я представитель издателя, и мне надо выяснить кое-какие тонкие вопросы.
– Ох, не знаю, мисс. Мне кажется, вы должны поговорить об этом с полковником.
– Видите ли… Простите, как вас зовут?
– Кэтлин. Друзья называют меня Китти.
– Видите ли, Китти, дело это очень деликатное, лучше обсудить его без мужчин, если вы понимаете, что я имею в виду.
Вид у Китти был испуганный и недоумевающий, но она постаралась скрыть свою растерянность.
– Понятно. Тогда, может быть, пройдемте в комнату отдыха? Конечно, я не…
– Ничего, ничего, – ободряюще улыбнулась Уна. Врожденное чувство классового превосходства позволило ей сразу войти в роль госпожи даже в чужом доме.
– Садитесь, пожалуйста, Китти, – предложила она.
– О, благодарю вас, мадам.
Уна посмотрела прямо в глаза девушки и понизила голос:
– Должно быть, вас страшно утомляют и расстраивают все эти журналисты, которые шныряют вокруг дома, как стая голодных шакалов.
– Да, мадам, это просто ужасно. Вы не поверите, но некоторые из них ужасно ведут себя.
– Могу представить. Понимаете, я, как представитель издателя миссис Кристи, забочусь исключительно о ее интересах. Уверена, когда эта дурацкая шумиха затихнет и местонахождение миссис Кристи будет установлено – как, несомненно, и произойдет, – в газетах обязательно появится так называемое продолжение. Ну, вы знаете, начнут публиковать фотографии всех, имеющих к этому какое-либо отношение, и сопровождать их подробной информацией. Для читателей все это увлекательно и приятно, а для самих участников драмы не очень. Вы согласны, Китти?
– Да, миледи.
– Дело обстоит так. Газетчики будут вовсю стараться добыть всевозможные сведения, и такие вещи, как письма, дневники и тому подобное, приобретут большую ценность. Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню?