Может быть, думала Оливия, это потому, что мисс Гу как следует кофе не фильтрует и впечатление такое, словно пьешь раствор вулканического пепла. Однако ей не хотелось задевать чувства Бэрди и она лишь спросила:

— А почему у вас рука перевязана?

— Обожглась, вот почему! — Бэрди стремительно развернулась и бросилась бежать, врезавшись в Броди Форрестера, коммерческого директора.

— Смотрите, куда идете, мистер Форрестер! Сюда никто не позволяет себе заходить без приглашения!

Самодовольный, как всегда, он игнорировал ее выпад.

— Я принес вам оттиски, которые вы хотели видеть, Оливия.

— Спасибо, Броди. Бэрди как раз принесла мне чашечку кофе; садитесь и присоединяйтесь, пока мы обсудим последние итоги продаж.

Тем временем Данкерс, затянутый в красивую новую форму службы безопасности, темно-зеленую с золотым шитьем, стоял за красивой новой приемной конторкой и вручал входящим, желающим посетить внутренние помещения корпорации «Маккензи», маленькие пластиковые пропуска.

Он продолжал воевать с другими охранниками фирмы, которым не нравилась его привычка сушить свой мокрый зонтик среди высокотехнологичных и чувствительных ТВ-мониторов. В отсутствии Оливии и Стюарта они жаловались начальству на старомодные манеры и привилегированное положение мистера Данкфорда.

Данкерс, в свою очередь, возражал против манер этих «новеньких выскочек» из полиции и спецназа, которые думают только о зарплате, а не о том, как уважительно и с достоинством принять посетителя. «Эй, вы там… да, вы, с дипломатом под мышкой! Подойдите-ка сюда и зарегистрируйтесь, а мы посмотрим, что у вас в чемодане. Если хотите пройти к парню в отдел фантастики, прицепите пропуск!» И это вместо «Извините, пожалуйста, сэр (или мадам, смотря по обстоятельствам), могу я вам помочь? Кого вы желаете видеть? Ах, мистера Норри Уилмота, главного редактора отдела научной фантастики? Четвертый этаж, сэр (мадам)! Будьте столь добры отметиться, я приколю вам маленький значок так, что вы его не потеряете, и позвоню помощнику мистера Уилмота, чтобы он встретил вас»…

Данкерс очень хорошо изображал своих недругов, получалось так же выразительно, как у чревовещателя с его манекеном. Оливия с трудом сохраняла серьезность, пока он излагал свои взгляды на «личную ответственность» служащего. Но факт остается фактом — вежливые манеры Данкерса ничего не стоили, а ведь «именно так и было в „Лэмпхаузе“ в прежние дни, мисс Оливия!».

Данкерс растрогал ее: он служил в «Лэмпхаузе» более сорока лет, намереваясь дотянуть до пятидесяти, чтобы заработать хорошую пенсию. Он был самым вежливым швейцаром — ах, простите, охранником! — во всей фирме. Ей самой не нравилось, когда клерк в приемной — ах, простите, охранник! — встречал ее словами: «Эй, вы там, прежде чем сесть в лифт, подойдите сюда и отметьтесь!»

Она не знала, откуда набирают работников в службу безопасности, но хороших манер им явно недоставало. Данкерса, ввиду его многолетней службы швейцаром, следовало бы сделать старшим в этой службе, и с ним никто не посмел бы спорить.

— К сожалению, мы у них на службе, а не наоборот, — сказала ему Оливия, показывая наверх.

Наверняка Совет директоров очередной раз обвинит ее в кумовстве, подумала она. Чтобы быть миссис Стюарт Маккензи, надо по меньшей мере твердо сидеть в седле. Вместо того, чтобы исполнять свои реальные функции директора «Лэмпхауза» и главного редактора-консультанта, она теперь была боссом-миротворцем. И жаловалась Стюарту, что это не входит в их брачный контракт. Но он не желал слушать ни о каких внутренних распрях:

— Говори им, а не мне!

Он, конечно, прав, но ей хотелось бы самой оставаться в стороне.

Следующие несколько месяцев пролетели очень быстро, и как-то незаметно подступил Новый год. У Оливии, задерганной «Лэмпхаузом», еще никогда не оставалось так мало времени на себя, ей никогда не было так трудно работать.

Экономическая ситуация была удручающей — в полном соответствии с пророчествами Бэрди, которая предсказывала «Лэмпхаузу» мрачное будущее:

— Как бы еще хуже не стало. Вы только посмотрите, как «Лэмпхауз» тщится произвести впечатление на «Маккензи», ха-ха-ха!

Сохранить книжный рынок на плаву, не говоря уже о нормальном уровне прибыли, было нелегкой задачей. Снова надвигалась тень ранних восьмидесятых, когда «Лэмпхауз» чуть не потонул вместе со многими другими компаниями. Казалось, что хотя они и выправились, но вот-вот могут снова пойти ко дну.

Что ж, принимай как должное, Оливия, сказала она себе однажды после бесплодных часов жонглирования авторскими гонорарами, авансами и возросшими ценами на печать. Похоже, что расходы грозили превысить доходы. Единственная возможность переломить тенденцию — платить авторам авансы поменьше. Нежелательно, конечно, но это придется сделать.

Февральским утром Стюарт зашел в ее кабинет. Блеск в его глазах говорил, что он подготовил ей какой-то сюрприз.

— Милая, а ты не хотела бы прокатиться в Кент?

Все еще пытаясь разобраться со строптивыми авторами, не желавшими писать ни строчки без солидного аванса, с дутыми величинами вроде Фэй Ратленд, с грудами рукописей, которые некому было читать, Оливия повернулась лицом к горячо любимому мужу, стараясь выглядеть абсолютно спокойной.

— Скажи еще раз!

— Подарок к первой годовщине свадьбы, дорогая.

— Стоп, стоп, Стюарт! О чем ты говоришь? Ты позабыл, что мы поженились в июле прошлого года?

Хорошо, конечно, что он помнит о таких вещах, как годовщина свадьбы. Ее отец, тот никогда не держал в голове таких «сентиментальных мелочей», как юбилеи и дни рождения, предоставляя все организовывать Бэрди. Но ведь Стюарт явно поторопился с добрыми пожеланиями.

— Кент — я считаю, мы могли бы купить его, — продолжал настаивать он.

— Целое графство?! — Она знала, что шутит, он — нет.

Стюарт помахал перед ее лицом проспектом агента по торговле недвижимостью.

— Поместье Мидхэрст! Было бы здорово там поселиться. Близко от Лондона, двадцать восемь акров [11] земли — большей частью долина, а сам дом построен на холме. Мы сможем держать лошадей! Я знаю, что первая годовщина нашей свадьбы в июле… — может, он и не помнил, однако Оливия простила ему, — но не хочу потерять это место. К тому времени, как купчая будет оформлена, глядишь — и подоспеет июль. Если хочешь поиграть словами, назовем это подарком ко дню рождения.

— Мой день рождения в сентябре, а сейчас только февраль!

— Ну что ж, и февраль для нас вроде годовщины — в прошлом феврале ты обещала выйти за меня — не забыла озеро Вирджиния? Ты можешь понять, что я хочу сделать это для тебя, для нас?

— Прости. Я, наверное, неблагодарна, но почему бы тебе просто не сказать, что ты этого хочешь, Стюарт?