– Вы что, сняли нам двухместный номер? – встала я на дыбы.

– Двухместный? – с искренним недоумением переспросил Кунце. – Зачем двухместный? Там есть одноместные. Я еще утром оплатил два одноместных люкса на седьмом этаже, 712 и 714. Раз мы работаем вместе, нам следует быть рядом.

В безупречности Макса было что-то нездешнее – вроде и приятное, но одновременно чуть обидное. Я, конечно, девушка строгого воспитания. Соблюдаю хоть минимальные приличия. Мне надо присмотреться к человеку, узнать получше и все такое. Никогда не соглашусь ночевать с мужчиной в одном номере сразу же после знакомства… Но отчего он, дубина, хотя бы не попытался?

Свеженазначенный губернатор Прибайкалья Никандров на первый взгляд здорово отличался от бывшего губернатора Назаренко.

Назаренко был широким и квадратным, как сейф. Никандров – длинным и гибким, как бамбуковое удилище. Назаренко был веселым и наглым, Никандров – унылым и осторожным. Назаренко был брюнетом, Никандров – лысым. Назаренко был пьяницей, Никандров – бабником. Назаренко перешел в «Любимую страну» из компартии, притом далеко не сразу. Никандров, в прошлом демократ, осознал свои заблуждения и примкнул к Сене Крысолову с первой же секунды существования «Любимой страны». И все-таки оба типа имели явное сходство, помимо начальной «Н»: клянча федеральные субсидии, и тот, и другой давили на жалость к местным малочисленным народам.

Насколько я помню, в недрах Прибайкалья испокон веку водились каменный уголь, марганец, железная руда, золото и бокситы. Однако наиболее прибыльным из всех невозобновляемых природных ресурсов по-прежнему оставалось коренное население края. Рано или поздно эти источники госдотаций могли иссякнуть, но пока в них теплилась хоть какая-нибудь жизнь, только дурак отказался бы подоить казну на сотню-другую миллионов для поддержания штанов бедных аборигенов. Правда, нынешний губернатор и губернатор минувший изыскивали себе в Красной демографической книге разных любимчиков. Назаренко обычно просил за тункинцев, тофаларов, курыкан, эвенков и сойотов. Никандров же видоизменил многолетнюю традицию. Утреннее солнце над Спасской башней еще толком не высушило чернил на президентском указе о его назначении, а новый глава края уже возник в моем кабинете, чтобы ходатайствовать за вовсе неизвестных мне шапсуков, камуцинцев и карбулаков.

Выбор Никандрова меня слегка озадачил. По всем статьям выгоднее казались тункинцы. В отличие от народов равнин, они проживали на склонах Восточных Саян, в таежной области на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, куда редко залетали орлы и совсем не долетали налоговые соглядатаи из Москвы или наблюдатели от ООН. Судя по местной статистике, численность этого горного племени постоянно менялась. Она возрастала до тысячи человек накануне субсидий и падала до трехсот после выплат, словно ожидание денег стимулировало рождаемость, а сами деньги обладали убойной силой чумной заразы. Иногда я всерьез размышлял: что если тункинцев сочинил сам Назаренко – как прикрытие для своих финансовых комбинаций? Недаром наиболее затратный туристско-увеселительный проект в крае, «Тункинский Национальный Диснейленд», был сметен лавиной сразу после освоения первых пяти грантов. Совпадение было столь подозрительно, что зашевелилась даже неповоротливая Генпрокуратура. Зам генерального, Тавро, пообещал доискаться, затевалась стройка в принципе или нет. Запахло грозой. От беды главу Прибайкалья тогда невольно спасли американцы. Они вручили нашему МИДу спутниковые фото, деликатно осведомляясь, не начато ли в горах Сибири – в нарушение ОСВ-9 – строительство новых пусковых шахт для межконтинентальных ракет. После этих снимков все признали, что хоть котлован-то Назаренко выкопал честно…

Я еще раз перелистал челобитную нового губернатора, нашел раздел «Камуцинцы» и ткнул указательным пальцем в третью строку сверху.

– Вот здесь у вас, Владимир Емельянович, в графе «культурное развитие и религиозное возрождение» выставлена несуразная сумма, – сказал я Никандрову. – Надо и меру знать. Такое впечатление, что камуцинский народ, все двести человек, не ведает грамоты, молится камням и в глаза не видел хотя бы Аллу Пугачеву.

Новый губернатор Прибайкалья, не вставая с гостевого кресла, почтительно изогнулся в мою сторону – как будто на бамбуковую удочку поймалось нечто тяжелое, вроде сома-чемпиона.

– Там все крайне запущено, – пожаловался он. – Предшественник мой списал кучу денег на декады камуцинской музыки, моды, прически. Вбухал миллион в фундаменты двух православных храмов, один больше другого. Хотя сами камуцинцы, между прочим, живут в шестовых чумах, срут в тайге, подтираются мхом… и вдобавок у них там сплошь пережитки родового строя и языческих суеверий…

– Что, проблема шаманизма в вашем крае все еще актуальна? – догадался я. – Танцуют, звенят бубенчиками, вызывают предков?

– Пляски с шаманом – это уж в обязательной программе, – завздыхал Никандров. – У камуцинцев, Иван Николаевич, такая темень в головах! Назаренко ведь показухой одной занимался, он палец о палец не ударил, чтоб их просветить. Они верят в хозяина тайги, гор, воды. Верят, что всем на свете заправляют царь-рыба, мать-олениха, отец-медведь, дед-кабан… Ничего себе семейка?

Я представил себе совместных чад от таких родителей и поежился. На их фоне буйные глюки Иеронимуса Босха покажутся Чебурашками.

– А с питанием там вообще криминал, – продолжал Никандров. – По документам, им с каждого завоза должны были выдавать йогурты, мясные консервы, сервелат… Вы спросите у Назаренко, куда этот сервелат делся? Кто его кушал? Я точно знаю – не камуцинцы. Те жрут сырую медвежатину и еще какую-то свою растительную дрянь. Выкапывают грязные корешки, выпалывают травки, жарят-парят… У них, стыдно сказать, чуть ли не отдельная религия есть насчет еды перед охотой. Считается, что если того-сего поесть и нашептать заклинаний, то можно заговорить хоть медведя, хоть злую жену…

Про себя я усмехнулся. А что, довольно похоже на тот бред, каким меня потчевал старик Серебряный! Заговорить медведя – чем не суперспособности? Как он их вчера назвал? Эмпатия? Телепатия? Гомеопатия? Короче, психопатия. В нашем безбашенном мире полюса смыкаются. Вот вам наглядный пример. С одной стороны, мой бывший начальник: образование, гора умных книг, богатый опыт интриг. С другого края – какой-нибудь пустоголовый первобытный шаман. И где между ними граница? Нету. Одна шиза на всех.

– Допустим, вы не ошиблись, – проговорил я, – и эти упущения Назаренко имели место. Возможно. Мы вас, в общем, и назначали, чтоб порядок был. Но не слишком ли вы размахнулись, в первый-то день на посту? На малые народности сразу просите крупные деньги.

Никандров изогнулся в мою сторону еще сильнее и добавил лицу еще уныния со скорбью пополам. Мол, без финансовой скорой помощи его мелкие народы вот-вот скукожатся до совсем уж карликовых, – хоть на одну ладошку их сажай и другой сверху накрывай.

В качестве таракана губернатор Никандров нравился мне больше: запросы у него были скромнее. Хотя какая разница, сколько он украдет? Не переплюнет же он Назаренко. Моя забота – поддержать руководящие кадры на местах. Пусть у нашего Минфина голова болит, откуда брать деньги на большие и малые нужды регионов.