– Где? – спросил подполковник.

– Что «где»? – не поняла она.

– Ну этот… с крашеными волосами?

– Да кто его знает? Кому он нужен…

– Да? – задумался Василий Михайлович и погладил свою лысую голову. – Да уж лучше быть, как я, лысым. Брутально!

– Это точно! – согласилась Муза.

– Как понял Григорий, таких мужчин – подсадных уток предлагали только очень привередливым женщинам, которые отмели уже много кандидатур и начинали капризничать, что они заплатили деньги, а им до сих пор не предоставили нормального жениха. Они начинали угрожать, что потребуют назад деньги или еще что. И вот тогда – на! Как вам такой мужчина? Ой, это тот, кого я ждала! Конечно, с таким я с удовольствием пойду на свидание! Вот и все! На тебе – свидание! На тебе – отказ от подсадного мужчины, и денежки твои все равно улетучились! Схема-то проста и очень тянет на статью «Мошенничество». Это то, что всегда очень трудно доказать, но благодаря Григорию у нас доказательства имеются, – с улыбкой сказал Василий Михайлович.

– Надеюсь, что они ответят по всей строгости. Нельзя так использовать чувства людей, – согласилась Муза, которая в сложившейся ситуации не смогла не добавить: – А я совсем лопухом оказалась… Господи, Григорий Георгиевич, наверное, смеется надо мной.

– В смысле? – переспросил Василий Михайлович.

– Я не возмущалась, ничего не требовала. Пошла на свидание с этим козлом, то есть с первым, кого мне предложили. Еще и прессинг такой был, что надо брать первого, который внимание на тебя обратил! Мол, нельзя разбрасываться, мужчин мало! Больше с тобой никто и не согласится встретиться! И я сразу же повелась без выбора, – пожаловалась Муза.

– Да, это ты опростоволосилась, – хмыкнул Василий Михайлович, пребывающий в прекрасном расположении духа. – А то бы и тебе Гришу предложили! Вот бы ты оторвалась на нем! Ха-ха-ха!

– Смешно, – с некоторой долей неприязни посмотрела на него Муза.

– Нет, Музочка, ой, не могу, ну что за имя у тебя? Я сейчас умру от смеха! – веселился Василий Михайлович.

И Муза, наблюдавшая за ним, поверила, что он умрет, потому что ей стали внушать опасение и цвет его лица, и хрипы, внезапно появившиеся при дыхании.

– Ой, не могу! Му-за! Эй, где мой Орфей? Нет, я согласна пойти со всеми. И даже с мужиком с крашеными волосами! Нет! Это невозможно! Умора! Помогите! А… а… а… – Внезапно лицо Василия Михайловича посинело, он схватился за грудь, то есть за область сердца, и повалился на стол, стуча по нему, словно требуя продолжения банкета, но только вид у него при этом был не очень жизнеутверждающий, вернее, совсем даже наоборот.

Муза, вышедшая из секундного ступора, бросилась вон из кабинета. Она сразу же кинулась к первому попавшемуся навстречу, крича во все горло, что в кабинете плохо человеку.

Челюстно-лицевое отделение городской больницы под номером восемьдесят семь встретило Музу весьма приветливо. Ей сразу повезло – она попала в часы посещений в больнице, и именно в этом отделении, словно сама судьба способствовала ей. Муза, надев бахилы и выданный белый халат, прошла в отделение. Меньше всего она ожидала увидеть Григория Георгиевича за партией в картишки в холле отделения с его фирменной ухмылкой. Он играл с каким-то мужчиной с большим азартом, не замечая ничего вокруг.

– А вот так вот!

– А я вот так отвечу!

– А на тебе!

– А я так! – распалялись мужчины.

Вокруг стояла толпа мужчин и даже несколько женщин-пациенток. В общем, больничная жизнь кипела. А у Музы появилась возможность рассмотреть Григория Георгиевича, пока он ее не видит. Ничего утешительного она не увидела. Он был бледен, лохмат, в темных красивых глазах наблюдался нездоровый блеск, а лицо все крест-накрест было заклеено пластырями. Бинты имелись также и на голове. Если кому-то нужен был бы антураж для военного фильма, такая сценка в госпитале, то Григория Георгиевича даже гримировать не надо было бы. Просто готовый персонаж. Такой бравый советский летчик-герой, сбитый злыми фашистами.

Наконец Григорий Георгиевич заметил Музу.

– Ой, Муза пришла!

– Что? Ты имеешь в виду вдохновение? Да, везет тебе! Ну, ничего, я еще отыграюсь! – почесал затылок его партнер.

– Если я говорю «Муза», значит, Муза! Всё! Я выиграл! – скинул последние карты Григорий Георгиевич, и стоящие за его спиной пациенты зааплодировали.

– Надо же! Из такой не очень выгодной для себя ситуации выбрался! Молодчик!

Григорий Георгиевич встал и подошел к Музе.

– Привет. Очень мило, что зашла…

– Пришла вот полюбоваться на дело рук своих, – ответила она, не сводя с его лица глаз.

– А-а, это… – рассмеялся Гриша. – Ты защищала бедных женщин, на тот момент – сексапильную блондинку – от козней женатика! Не кори себя! Ты же всего лишь мечтала, чтобы меня выгнали взашей, и не знала, что на мне найдут шпионское оборудование, – пытался улыбаться Григорий Георгиевич.

– А ты, я смотрю, чувствуешь себя хорошо? – с надеждой в голосе спросила она.

– Лучше, чем выгляжу, – рассмеялся он.

– Я серьезно…

– Серьезно, всё хорошо. Не показываю вида! – ответил он.

– Играешь в дурачка.

– Я могу и в покер, но здесь знатоков не нашлось, – ответил Григорий Георгиевич.

– Интересное времяпрепровождение, – оценила она.

– Ты даже не представляешь насколько! – заверил ее Григорий Георгиевич, мягко беря под руку и направляясь к палате. – Нам сейчас сообщили, что на ужин будет гречка с мясом, но ее на всех не хватит, а кому не достанется, тем дадут макароны с сосиской. А народ здесь капризный, больные, сама понимаешь. Вот мы и сели играть в карты на гречку с мясом! Челюстно-лицевое отделение против урологического! И вот – вуаля! Победа за нами!

Муза с интересом посмотрела на него.

– Так вы, господин, добытчик? Надо же! Добыли гречку с мясом? Вы играли на еду? Поэтому столько болельщиков вокруг?

– Точно так! Для всего отделения добыл мясо! Так что со мной не пропадешь в любой ситуации, – усмехнулся он.

– Так ты, бедненький, голодный? Надо было котлеток пожарить! А я вот с соком и веточкой винограда, по-скромному, – посмотрела на свой пакет с гостинцами Муза.

– Ничего страшного. Я рад, что ты зашла даже без мясных деликатесов.

Он пригласил ее в палату, где стояли четыре кровати, две из которых были заняты. Григорий предложил Музе присесть на пустующую койку.

– Что с лицом? – спросила она, почему-то ловя себя на мысли, что ей комфортнее с ним общаться, когда его красивое лицо чуть подпорчено. Она при этом не так смущалась.

– Лицо повреждено, но жить буду, лицевой нерв не задет, – ответил Григорий Георгиевич. – Никаких перекосов и параличей быть не должно.