– Желаю скорее поправиться. Ты на меня точно не сердишься? – не давала покоя Музе совесть.

– Конечно, нет, Муза! Более того! Это я должен перед тобой извиниться и даже сказать спасибо. – Григорий Георгиевич стал очень серьезным.

– За что? – спросила Муза.

– Красивая женщина тебя навещает, – вдруг закряхтел старик на соседней койке.

– Спасибо, дядя Федор, – ответил Григорий Георгиевич и снова обратился к Музе: – Мы когда с женой развелись, я сразу же решил, что дочка со мной останется. Да и девочка этого хотела.

– Странно. Дочка и мама – это же, как правило, не разлей вода? – спросила Муза.

– Это правильно, дите с мамкой должно оставаться, – снова встрял дядя Федор.

– Не в нашем случае. Еще до рождения Вики именно я настоял, чтобы жена сохранила беременность. Она начала шантажировать меня, что сделает аборт, чтобы у нее не испортилась фигура. Я каждый день покупал ей по ювелирному украшению, так сказать, радовал, чтобы она не огорчалась из-за увеличения живота. И чем больше становился живот, тем существеннее должна была быть компенсация за увиденное в зеркале…

– Бабы – стервы, – изрек Федор, но, похоже, Григория Георгиевича не смущало, что их разговор усиленно слушают. Это тоже было одним из больничных развлечений.

– Валенсия Викторовна – не мать. Эта женщина рождена для любви и секса, а еще для высасывания денег из мужчин. Я это поздно понял, – усмехнулся Григорий Георгиевич. – Но дочку свою очень люблю. Я ее словно сам родил! Валенсия сразу же отказалась кормить грудью, да и не могла из-за имплантатов. К ребенку она вообще не подходила. По ночам сидел с ней я, днем – няньки, я должен был работать. Так я продержался в этом, с позволения сказать, браке несколько лет только ради Виктории.

– Мы, мужики, сами во многом виноваты, – прошамкал дядя Федор. – Связываемся не с теми бабами, привлеченные их красотой и сексуальностью. Сами нарываемся! А хорошая, неприметная девчонка нам не нужна.

– Это точно! – совершенно внезапно поддержала его Муза, которая тоже заметила тенденцию, что скромная и невзрачная женщина, даже если она прекрасный человек, частенько засиживается в девках. А женщина гулящая и откровенно нагло себя ведущая всегда пользуется мужским вниманием и спросом.

– Некоторые женщины хорошо умеют прикидываться и обманывать, – высказал свою точку зрения Григорий Георгиевич и продолжил: – Когда мы развелись, я сразу же предложил бывшей жене, чтобы дочка жила со мной. Валенсия сначала с радостью согласилась, так как ребенка она воспринимала как обузу, но потом быстро пошла на попятную, потому что если она лишалась дочки, она лишалась и рычагов давления на меня для постоянного выкачивания денег, якобы на ребенка. Вика осталась с ней. Были определены официальные ежемесячные алименты в триста тысяч и еще двести на содержание бывшей жены. И неофициально я все время помогаю дочери, все затраты беру на себя. Но, как мне стало известно, в последнее время ребенком она не занималась совсем. Деньги уходили не на репетиторов, не на врачей, не на путешествия и не на развлечения для ребенка, все шло Валенсии.

– Кто бы сомневался, – хмыкнул дядя Федор. – При таком-то подходе к материнству!

– Я и напился тогда от расстройства, если честно, после очередного скандала с женой, поскольку еще не знал, что здоровье дочки так пострадало, – продолжил Григорий Георгиевич. – И решил взять под свой контроль репетиторов для ребенка. Вот тебя тогда и пригласили. Извини меня еще раз! Я тем не менее хорошо запомнил твои слова, что у Вики нет не то чтобы музыкального слуха, а вообще слух снижен. Ты сказала, что она плохо слышит. Я всё время об этом думаю…

– Да, это так. Я это не сразу, но поняла, – подтвердила Муза.

– Поверил тебе, отвез девочку к врачу, потому что мне эти слова не давали покоя. Отоларинголог подтвердил, что у дочери потеря слуха на тридцать процентов. И это из-за того, что у Вики в течение последнего года были частые отиты, которые не лечились! Это все! Я чуть не взорвался! Я застраховал ребенка в дорогой, хорошей клинике, врачи на дом приезжают по первому требованию, и моя бывшая не сочла нужным ни разу обратиться за медицинской помощью, несмотря на то что ребенок плакал от боли!

– Бедная девочка! – покачал головой дядя Федор.

– Ужас… плохо, что моя догадка подтвердилась, лучше бы я ошиблась… – сказала Муза.

– Я забрал дочку от Валенсии. Ей не дано быть матерью и не надо! Я уже подал в суд для установления опеки над ребенком. Я пригрозил ей, что лишу материнских прав и перестану ее содержать, Валенсия тут же согласилась. Теперь дело за малым, – сказал Григорий Георгиевич.

– А с девочкой что? Со здоровьем? – беспокоилась Муза.

– Вика два дня назад улетела с моей родной тетей в Германию. Ее будут досконально обследовать и лечить, а если надо, то и оперировать. Предварительно мне сообщили по телефону, что больше шансов на успех, чем на неудачу. Слух еще можно восстановить.

– Слава богу! Ты должен быть с дочерью! – воскликнула Муза. – Ребенок в больнице! Ему предстоит лечение, операция, а ни мамы, ни папы рядом нет!

– Как только все определится, я сразу же вылечу в Германию, – заверил Григорий Георгиевич. – Я теперь всегда буду рядом с Викой. Я обеспечу ей и уход, и лечение, и образование, и…

– Папа может, папа может всё, что угодно, только мамой не может быть, – пропел Федор. – Девочке по-любому нужна женщина рядом и полная гармоничная семья.

– Я знаю, – сказал Григорий Георгиевич, глядя на Музу. – И на этот раз я выберу очень хорошую женщину.

– Да ты уж постарайся, – ответила Муза, глядя ему прямо в глаза. – Ребенка травмировать нельзя.

– Я больше не подведу.

– Но мама у нее все равно должна остаться мамой, уж какая есть, – почему-то снова сказала Муза, хотя ее никто не просил.

– Какие же тупые бывают люди! – вдруг встрял дядя Федор.

– В смысле? – отвлекся на него Григорий Георгиевич.

– О каком еще поиске может быть речь? Хорошая женщина! А чем женщина, сидящая напротив тебя, плоха? Да вы созданы друг для друга! Не прощайтесь!

– Спасибо за совет, – улыбнулся Григорий Георгиевич. – Но у моей девочки сложный характер.

– Сложный – это еще не плохой, – парировал Федор, приподнялся на кровати и внимательно посмотрел на Музу. – Какая утонченная женщина! Какие глаза и какие тонкие запястья! Вы занимаетесь музыкой?

– Надо же! Вы сразу угадали! – удивилась она. – Вы знаток женщин?

– А чего гадать-то? Оно всё видно сразу, я в людях разбираюсь, да и в женщинах тоже… был грех, я же был молодой и симпатичный…

– Ой, а скажите тогда, этот мужчина – бабник? – спросила Муза, указывая на Григория Георгиевича. – Мне очень важно знать.

– Зачем? – напрягся тот.

– Если она этим интересуется, это уже хорошо, – успокоил его дядя Федор. – Гриша-то? Бабник или нет? – Старик пытливо впился в Григория Георгиевича взглядом. – Уверен, что нет, хотя баб было много, но это и неудивительно, при такой харизме-то. Я уверен, что он просто ищущий и не нашедший, запутавшийся, по-разному можно назвать.