вот, чтобы Вьетнамская война начала подходить к концу, пришлось ускорить отправку на тот свет одного из бывших президентов Америки. Того самого, который настолько ненавидел "узкоглазых", что без раздумий шарахнул по ним атомными бомбами. Прикинь — по мирному населению? Лишь бы боялись.

— Вы про Трумэна говорите?

— Да, про этого гребаного масона, — покачал головой Зинчуков. — Пришлось ему устроить простуду с осложнениями... Пневмонию, проще говоря. Вот такой вот подарочек американцам на Рождество.

— Но как?

— Всего лишь не закрытое окно. Забывчивость сиделки, влажное белье, температура ниже нуля. Все эти факторы сыграли ради одной цели. И ведь не подкопаешься. Ничего умышленного — всё произошло нечаянно. Для официальной версии...

— И это...

— И это лишает препятствия на пути к подписанию мирного соглашения. Скоро у Никсона вторая инаугурация и на волне заключения мира он хочет набрать себе популярности. А Трумэн не давал этого делать. Его влияния хватало на то, чтобы заставить молодых политиков придерживаться стратегии войны. Пришлось поторопить масона...

— Помогут ли эти соглашения? — вздохнул я, вспомнив о соглашениях с участием Америки в своем времени.

— Помогут, не помогут — это уже шаг к тому, чтобы признать поражение. А дальше пойдет по накатанной.

Глава 16

— Выходим, не толпимся, сдаем бельё и стаканы! — послышался бодрый голос штурмана.

В ответ послышался хохот. Похоже, что эта шутка летчиков, пародирующая проводников из поезда, была дежурной и всегда находила благодарных слушателей.

Мы приземлились...

В той республике, где создавались вестерны про завоевание Америки, а югославский актер Гойко Митич был самым индеистым индейцем Чингачгуком изо всех мною виденных в последствии. И если шел по телевизору фильм про индейцев, то на улице сразу пустело. А потом появлялись луки, копья, поцарапанные руки.

В той республике, которая являлась сердцем холодной войны...

До этого был день с инструктором, день с гримершей и день с Зинчуковым. Всё это время я находился в состоянии открытых ушей, полного внимания и концентрации. От Зинчукова я получил последние важные инструкции, чтобы мог себя нормально вести в демократической республике.

Пароли, явки, обращения. Самый минимум, чтобы при раскрытии не мог выдать очень многих. А так… пара адресов, в которые я мог пойти в самом крайнем случае. Но и то эти люди могли отвертеться. Их репутация была безупречной, а то, что показывает какой-то солдат… Да нет, он просто ошибся… Он пытается замести следы и лепит всё подряд.

Что я научился делать за целый день консультации с конструктором? Мы с ним вместе рано утром выехали в аэропорт Дубровицы, он же Кузнечики. В моё время на его месте раскинулся жилой комплекс, а вот пятьдесят лет назад тут ещё бороздили бетонные дорожки колеса самолетов. Тут же стоял две недели на ремонте СУ-7Б. Сдается мне, что его специально ради меня и пригнали...

А может просто совпадение. Слишком уж много чести для одного мальчишки. Пусть даже и такого важного, как я. Всё-таки для Зинчукова и Вягилева я был всего лишь пацаном, талантливым, упертым, хорошо умеющим драться, но пацаном.

Я научился проводить замену колес; замену тормозов; замену аварийно-спасательного оборудования; замену системы внутреннего и внешнего освещения, ламп накаливания и люминесцентных ламп; замену щеток стеклоочистителей ветровых стёкол; закрытие обтекателей и смотровых панелей быстрого доступа; замену компонентов туалетной системы, кроме образующих наддуваемый объём фюзеляжа; несложный ремонт и замену дверец верхних отсеков для хранения и оснащения салона; замену разрядников статического электричества; замену основных, аварийных батарей и батарей вспомогательных силовых установок воздушных судов; замену компонентов полетной радио музыкальной системы, кроме системы громкой связи; повседневную смазку и заправку всех систем жидкостями и газами.

На следующий день было проведено обучение у гримера Марины Коваловой. Она оказалась жизнерадостной тридцатипятилетней женщиной, у которой улыбка почти не сходила с губ. Невысокая, юркая, сноровистая. Такая женщина до седых волос походит на девчонку. А с седыми волосами превращается в бойкую бабку, которая так может осадить трамвайного хама, что тому и глаза некуда будет деть.

Она сразу же меня осадила, чтобы я даже не думал о ней, как о предмете желания. Чтобы не мешало обучению. За весь день мы прошли многое. Оказывается, она не только гример, но и преподаватель актерского мастерства. Я научился быть дедом, молодым пацаном, мужчиной в самом расцвете лет, женщиной и девушкой. С виду я имею в виду, а не внутри. Ну, вы поняли, о чем я.

Мы разбирали различные поведенческие модели. Разбирали не только нанесение грима и манеру поведения, но голосовые интонации, тон и звучание. Конечно, петь от этого я лучше не стал, но научился копировать различный возраст. Чтобы при случае моментально смог перестроиться и войти в привокзальный туалет молодым безусым юнцом, а выйти старым дедом, который уже одной ногой в могиле.

Ощущал себя если не шпионом уровня Джеймса Бонда, то разведчиком Штирлицем — точно! Причем, ехал как раз в ту страну, разделению которой и поспособствовал легендарный герой анекдотов. И да, если всё пройдет нормально, то как раз к премьере этой кинокартины я вернулся бы на Родину. И посмотрел бы вместе со всеми о приключениях Максима Исаева, который должен был сорвать сепаратные переговоры между Рейхом и западными союзниками. Ну да, как раз одиннадцатого августа семьдесят третьего года она и должна была выйти. А я должен буду её посмотреть.

Конечно, эту ленту хотели показать на девятое мая, но как раз в это время Брежнев отправится в Польскую Народную Республику и Германскую Демократическую Республику с дружеским визитом. Поэтому «Семнадцать мгновений весны» было решено показать позже. Надеюсь, что к тому времени я вернусь.

Сейчас же я вышел на поле и вдохнул полной грудью заграничный воздух. Во времена моей службы я только один раз успел побывать в экскурсионной поездке по Польше, Венгрии и Германии. Потом границы для военных моего уровня оказались закрыты.

И вот я снова здесь… Снова на земле неметчины. Воздух пахнет керосином и ветром. Вокруг снег, бетон, лица других солдат. Слева, на небольшом участке земли, окружённом высоким каменным забором с колючей проволокой, расположились двухэтажные казармы, штабной корпус, автопарк и прочие подсобные помещения.

— Стройся! — раздался громкий, как пистолетный выстрел, голос.

Повеяло родным и близким. Повеяло привычным…

Мы быстро выстроились в шеренгу. Двадцать человек солдат и пятеро техников. Я с техниками встал чуть поодаль. Чтобы не загребли с остальными молодыми ребятами в казарму. Всё-таки я