он ведь всегда о хорошем думать хочет, хотя в голову и лезет всякое говно. Когда сели, то сразу же разгрузкой занялись. Мы за аэродромом недалеко от леса и ручья разбили палатки, обустраивая палаточный городок. Недалеко от аэродрома находился небольшой город, в который направились вооруженные патрули с офицерами. С противоположной стороны аэродрома был небольшой аэровокзал и ещё несколько невысоких аэродромных строений. Утром пришли сотрудники аэродрома и с раззявили рты на солдат, самолеты и так далее. А самолеты-то наши частенько прилетали, привозили всякое-разное, боеприпасы, десантуру и технику. Припасы складировались прямо рядом со взлетной полосой. Там же были палатки, в которых располагалось наше армейское аэродромное начальство, узел связи. Всё было своё. А вот ближе к полудню начали появляться надроченное местное население. Особенно старался молодняк. К вечеру на взлетную полосу заехали два гребаных гонщика на мотоциклах, которые носились по взлетной полосе, подъезжали к самолетам, кидали камни и бутылки в воздухозаборники, окна самолетных кабин. Суки… Солдатам был приказ, не применяя оружия и силу, вытеснить их с полосы. Это с трудом удалось сделать. Эти черти как будто прознали, что нам нельзя было их трогать. Вот и отрывались, как могли.

— Да уж, хреново, когда вот так вот, — сказал я. — Ведь эти твари и жену полковника Чехословацкой народной армии не пожалели. Раздели её, облили краской и протащили по улицам Кошице. Только за то, что была русской! Суки, ещё учат нас быть цивилизованными…

Я помнил эти фотографии, когда голая женщина шла в окружении гогочущих мужчин. Они тогда вообще охренели, а в моё время эти твари вывернули так, что тот неудавшийся «майдан» стал ошибкой советских властей. А ведь тогда малой кровью всё обошлось. И всё это потому, что вошли русские. Слушая рассказ Михалыча, я понимал, что если бы первыми вошли немцы, то Чехословакию мигом бы научили СССР любить.

— Ну, кто-то отрабатывал полученные доллары, а кто-то просто охренел от вседозволенности, — кивнул Михалыч. — Так вот, как только поняли, что мы не смеем их тронуть, так тут же местные ох..ли от того, что им за их хулиганство ничего не будет. Сначала мы набирали воду в ручье, так в неё скоро начали срать все, кому не попадя. Швыряли мусор, всякую гниль. Мы отходили дальше. Повторялось. Копать на аэродроме под туалет не разрешалось — местный градоначальник запретил. Приходилось бегать в кустики. Там все ржали. Снова и снова залетали на своих мотоциклах, а то и на машинах. В общем, творился полный п…дец, а мы ничего и сделать не могли. В общем, за людей не считали и унижали как могли. Пока не пришли немцы…

— Немцы? Так их вроде бы не было? — сказал Серега.

— У нас много чего не было, — хмыкнул в ответ Михалыч. — Черт, вот валит, а? Прямо как будто подушку над нами распороли. Когда только прекратится?

— Чего там дальше-то было, Михалыч? — спросил я.

— А чего дальше? Знаешь, я как раз на третий день сам был в патруле. Так вот у меня прямо мурашки по коже пробежали, когда они появились. Вот ..ля буду — прямо как в кино про Великую Отечественную. Сначала мотоциклисты поехали с пулеметчиками, потом колонна пошла. Впереди и позади бронетранспортеры, в центре на леговушке старший офицер. Чехов прямо как подменили. То есть только что это были расхлябанные раздолбаи, а при виде… Ха-ха, немцы же ещё ехали с закатанными по локоть кителями! Так вот при виде такой картины тут же чехи выпрямлялись по струнке. Прямо жилы тянули, лишь бы показать свою вежливость и миролюбивость. А я же своими глазами видел, как офицер вышел из машины, посмотрел на карту, показал на одно здание, потом на другое, рядом. Что-то сказал. Через пару секунд по чешской земле пронесся лай команд, а потом выскочили солдаты. Как я понял, офицер показал на место, где будет штаб и на место, где он остановится сам. И надо сказать, что жильцов из этих домов просто выкинули на улицу. Не церемонясь и не рассусоливая. Мне оставалось только охреневать при таких порядках. И ведь никто не пикнул. Да, причитали, собирая разбросанные вещи, но ничего против не говорили.

— Чуяли твердую руку, — кивнул Серега.

— Чуяли. Градоначальник перед офицером навытяжку стоял, а тот ему быстро за жизнь пояснил так, что тот едва сапоги не бросился целовать от счастья. К слову сказать, этот офицер потом ещё и нашим помог. Когда узнал, что с водой беда, то на пять минут вызвал градоначальника. Так доброжелательные чехи нам сразу же и водопровод провели, и туалет поставили. Но если перед немцами чехи заискивали, то на нас всё ещё косились и не упускали случая как-нибудь досадить. Могло дело и до драки доходить, а порой и до убийства. Причем нам всё также твердили, чтобы мы не применяли оружие. Чтобы применяли только в крайнем случае. У немцев же таких проблем не стояло. Они могли шмальнуть сразу, как только чуяли в свою сторону малейший признак опасности. А вот отношение чехов к нам поменялось, когда в гости на аэродром по каким-то своим целям немцы заявились.

Михалыч чуть подкрутил руль, объезжая стоящую на обочине машину. Он чуть притормозил, выглянул в окно, но сидевший за рулем водитель помахал рукой, мол, помощи не надо, проезжайте.

— Так вот, вечером на аэродром прилетели на машине какие-то четыре пацана. Молодые, не старше наших солдатиков, — Михалыч кивнул назад, где сидели пятеро помощников. — Аэродром-то не огорожен был, вот местные этим и пользовались. В общем, заскочили, начали гонять, швырять бутылки в солдат, камни в самолеты. Жопы в окна показывали, а самое херовое, что троих из наших покалечили, когда наехали. И всё равно нам не давали приказа стрелять. Только мирно оттеснять... Чешский персонал аэродрома со смехом наблюдал за происходящим, с большой радостью встречая каждый удачный финт юнцов и особенно их наезд на солдат.

— Вот же уроды… — покачал я головой.

— Уроды… — вздохнул Михалыч. — Но этим уродам не повезло, что на их беду приехали два мотоциклиста с пулеметами. Они быстро всё поняли. Юнцы вроде кинулись удирать, но один из немецких пулеметчиков сообразил и помчался рядом. Отъехали немного, чтобы никого случайно не зацепить и как дали пулеметом по машине. В общем, двоих на переднем сидении сразу, а вот двое остальных… Один выскочил