— Никоим образом, — говорю я, вдыхая острый запах гари и рассматривая землю под ногами. — Более того, в пещере нечего делать с киркой. Ну-ка, постой здесь…

Никакой пещеры вообще нет, конечно. Есть здоровенное углубление, в нем валяется какой-то мусор, здесь даже огня не было. Конечно, если этот Тифон захотел бы выползти из горных глубин наружу, ему только нужно было поднапрячься и выломать изнутри пару камней, но я ему снаружи помогать в этом не собирался и искал нечто иное. И в пещере его не нашел.

Тишина, черный ужас, Анна стоит посреди него, обняв себя руками, и смотрит на меня, сморщившись. Кирки и лопаты лежат у ее ног.

— А, ну конечно — мухи. Здесь.

Я втыкаю кирку в землю под скалой.

— А вот этого тебе лучше не видеть, — говорю я ей.

И первым же ударом натыкаюсь на что-то мягкое, а вот и обрывок одежды.

— Я, между прочим, помогаю лекариссам в храмовой больнице, — говорит она мне обиженно. — Может быть, видела побольше твоего.

Что ж, может быть, она и видела людей, которых привезли с пожара, хотя везти их было уже некуда и незачем. Как вот этого.

Коричневый червяк выползает из-под кирки, Анна, не глядя на него, тоже берется за дело.

Три пары босых обугленных ног. Мы роем в другом месте, я прислушиваюсь: нет ли звука копыт. Анну беспокоят совсем другие звуки, но все тихо, только шуршат камешки под железом.

Эти лица, с прилипшими к ним сожженными тряпками, и правда лучше не видеть. Но я смотрю не на лица, а чуть ниже. Железные нагрудники, шейные пластины… Откуда они у трех солдат из народа арабийя? Почему я эту броню не видел вчера, когда встретил их в узком ущелье?

Все, пора закапывать. Анна дрожит.

— Убежали от монахов и прибежали прямо к дракону, хорошенькое дело, — говорит она. — Бедненькие. Ты, конечно, никому об этом не скажешь, я надеюсь?

Конечно, я не скажу.

Я вспоминаю лицо одного из них, кто увидел меня в ущелье… да попросту выследил, запер… узнал… назвал по кличке, известной, может быть, многим в халифате: Сакр. Ястреб. Но многие ли там вдобавок знают меня в лицо? Вот теперь он не расскажет мне никогда, как же у него это получилось.

Бросаю прощальный взгляд на шарфик Зои, трепещущий на ветру над обрывом. Анна нервно оборачивается на зев пещеры. Кругом — никого.

Теплый сумрак, чистый воздух под сводами деревьев в ущелье. Которое сплошь истоптано копытами.

— Так, ты, возможно, заработала сегодня себе жеребенка, — говорю я.

— Ты шутишь, конечно, — горько отвечает она.

Пауза, мягкий стук копыт.

— Кто из них двоих дракон, вот вопрос, — размышляет Анна вслух, проезжая под низкими ветвями. — Как бы не Ясон. Он очень странный. А она тогда… Какой кошмар, слушай. Тебе и правда надо к ней идти? А ты смог бы отказаться?

— Могу тебе сказать, что дракон не один, их три, — говорю я рассеянно. И Анна с удивлением замолкает, посматривая на меня.

Ясон, кривя тонкие губы слишком большого рта в складках голой кожи, застает меня за туалетом (смываю пыль, гарь, запах жуткой смерти), с почтением вытирает меня и критически осматривает — так, будто сейчас пойдет продавать меня на таком же рынке рабов, с которого сам, возможно, когда-то был привезен в Город.

А вот он еще и намазывает меня какими-то ароматными маслами в самых интимных местах. И приглашает за собой в сиреневые сумерки, к дому Зои.

Зои, которая лежит на скамье в саду, в руке у нее чаша с вином. Виноградник «Филопотий», вино ее семьи. От него голове легко, в ней кружатся звезды. «Ты пил ее яды? С тобой что-то будет теперь происходить».

Оно происходит. Я смотрю ей в глаза, они безмятежны. Она знает, что я здесь, что нам никто уже не помешает.

Я протягиваю ей амулет, затянутый в засохшую кожу:

— Прости. Этот крик, беготня… Я схватил его тогда со стола, думал, что он мой. А мой, оказывается, висел на шее.

Зои медленно, медленно улыбается:

— Ах, конечно. Так ты… взял его сам, по доброй воле? Ты держал его в руках? Тогда — не может, не может не получиться… Пойдём. Ясон позаботился и о моих ароматах тоже.

Наши шаги по мрамору пола, она прикасается ко мне плечом.

— Где ты был, Нанидат Маниах? Куда ездил со своей милой девочкой? Я жутко боялась, но молчала. Устроить этим воителям новый скандал, за то, что вас не увидели и не остановили — это уж слишком, не два же дня подряд. Потом услышала звук копыт, успокоилась… До чего я дошла — узнаю стук копыт твоего черного чудовища! И это — я! Так куда же ты ездил?

— Охотился на дракона, — тихо говорю я. Звезды в голове кружатся все быстрее.

— Нет никакого дракона, — улыбается Зои. — Ты что же — думал, что я отдам своих мальчиков дракону? Что за чушь.

Я уже был на этом ложе, возле этого стола, со странными сосудами, странными книгами.

Зои бросает на него амулет, потом медленно, медленно снимает мой: «пусть они полежат рядом, как и мы».

Мы ведь уже знаем друг друга до последней складки кожи, мой торговец шелком, который командовал тремя тысячами воинов. А вот — так мы делаем в храмах, в знак любви. Это называется — поцелуй. Попробуй сам. Видишь, какие у нас обоих теплые губы. Твоя лекарская наука тебе об этом не рассказала? Я могу, значит, тебя чему-то научить? Тогда смотри, что делает поцелуй — здесь, и здесь.

Потом… ее тихий возглас, слово, которое я запомнил, но смысл его осмелился узнать позже, гораздо позже: «О, сладость!»

Уплывает голова, в ней среди звезд несутся искры драконьего огня, горят его золотые, как у Зои, глаза, ароматы плывут по комнате, амулеты рядышком лежат на столе.

— Какое короткое имя, — шепчу я, держа в ладонях ее затылок — беззащитный, с двумя бугорками косточек. — Просто Зои.

— Если бы мы встретились не здесь, если бы это было в городе моих предков, — говорит она еле слышно, — у меня было бы и второе, более длинное имя. Это Афины, я из Афин. Там, где была академия, а большее ее нет, и город как бы уснул. Это у них здесь — только одно имя. Да, короткое. А в Афинах в некоторых домах есть и имя семьи. Если оно есть — мы не исчезаем. Нас тогда помнят. Если бы мы встретились там и тогда, то я сказала бы тебе: ты будешь помнить Зои Далассена.

Тишина, струны и звенящий голос Даниэлиды там, далеко.

— А у тебя есть имя семьи, светлоглазый варвар. Оно знаменито?

— Да, — говорю я.

— Расскажи мне. У тебя есть… своя семья… дети…

Молчание. Она смотрит мне в лицо.

— Я знаю, что такое утрата, — шепчет Зои, и тоже берет мою голову в свои руки. — С ними что-то случилось, ведь правда?

— Война, — говорю я. — Просто война. Случайность.