Мышцы и кости хрустели, адово болели растянутые суставы, клочьями стали лезть волосы с головы. Опадать, оставляя его макушку лысой и гладкой, прямо как у самого десятника, но без смешных пучков по краям.

Если бы Стас мог кричать, он бы орал от боли. Мог бы плакать — рыдал. Мог бы отменить активированный навык — отменил бы, даже если это означало гарантированную смерть. Вот только тело перешло под чужой контроль, так что он мог лишь сквернословить в собственном сознании, да, через "не хочу", смотреть и запоминать чужой бой в родном теле.

Что произошло дальше, он запомнил больше фрагментами, чем одной цельной картиной. Собирательный образ практика в его теле никогда не стоял на месте. Он непрерывно двигался, даже если для успешного отражения атаки нужно было просто стоять на месте. Качался как маятник, припадал к земле так близко, что мог коснуться щекой старые плиты стены, махал нагайкой Стаса с непринужденностью опытного пользователя, использовал странные хваты и движения.

А мертвецы вокруг него постепенно уменьшались и уменьшались в количестве. Первыми пали все скелеты, которых его тело изящно доставало через выпады по Шустрому. Просто после имитации атаки рукоять выбрасывается вперед, чтобы поймать ее за конец кончиками пальцев, а ничтожного расстояния хватает, чтобы вскользь задеть какой-то из черепов или грудной клетки скелетов.

После уничтожения четверки нежити, Стас внезапно для себя размахнулся, завертел нагайкой на одном месте, при этом странно перебирая ногами. Он стал похож не то на метателя диска, не то на заигравшегося ребенка. Вот только последовавшая за этим атака оказалась настолько мощной, что проломила грудину Танку и достала через его тело демона-наездника.

Трое зомби шли на закуску — Стас бы и сам с ними справился, но далеко не так изящно, как это сделал сидящая в его теле матрица абстрактного практика определенного стиля. Жаль, что на Шустрого времени уже не хватило. Он почувствовал, как выдыхается навык, поэтому пренебрег возможностью добить его и сделал последнюю попытку прорваться вперед. Просто опрокинул тело нежити в сторону и бросился вперед по стене.

Даже если Стас временно потеряет дееспособность — это будет неважно. Нужно добраться до Акургаля, занять какой-нибудь медвежий угол, отдохнуть, а после перейти в наступление, выбить демонов с их зоны ответственности, с их стены. С места, где остались лежать тела их драгоценных сокомандников.

Вот только Акургаль не смог бы прийти ему на помощь. Всем своим гаснущим сознанием Стас вглядывался во тьму перед собственными глазами. Пелена здорово сужала взгляд, куда сильнее, чем туман в прошлом их бою. Однако он все же разглядел последние минуты их бравого десятника.

Их переиграли. Легко, но по-своему изящно. Птица, которая так удачно освободилась от контроля, снова оказалась поймана нежитью. Стас узнал ее по перебитой лапе и уникальному оперению. Она лежала, теперь уже окончательно мертвая, огромной пернатой грудой рядом с трупом Камея. Уру и Ма нигде не было видно, а Акургаль… Он стоял перед ним. Мертвый, как и все остальные существа на стене. И паразит неприятно скалился своей острой, игольчатой пастью, прежде чем бросится вперед.

Глава 8

В этот раз Стас даже не вздрогнул, когда декорации перед его лицом внезапно изменились. Серая от ночного зрения тьма с шарами света от свечей и мерным болотным оттенком разбросанных гнилушек исчезла, словно по мановению волшебной палочки. Ушло шарканье ног, гнилостная вонь от тел, щелканье зубастых пастей, постукивание костей по плитам, резкая вонь мокрой псины от притащенных демонами зверей.

По зрачкам ударил тусклый свет заходящего солнца, заставил солнечных зайчиков плясать на сетчатке глаза. Нос ощутил аромат пыли, мерзлой земли, старого пепла и гнилой древесины. Микс, который казался отвратительным, сейчас ощущался согревающим чаем после долгого зимнего дня.

Медленно бредущие ноги не сбились с шага, корпус не отклонялся в сторону, легкие махи руками из чужих стали собственными. Тело постепенно отпускало нервное напряжение и оно казалось удивительно здоровым, полным сил. Очень освежающее ощущение, особенно после всех пережитых страданий. Стас только покачал головой, ощущая внутренний раздрай и опустошенность.

Он помнил, как чувствовал себя смертельно уставшим каких-то полдня назад. В тот раз, когда они удалялись из смертельной ловушки Насыпи, сразу после боя с Придворным. Он тогда натерпелся страху, хотя сейчас тот испуг вызывал разве что кривую усмешку. Стас действительно ощущал упадок сил. Вот только эта усталость не шла ни в какое сравнение с уничтоженным от применения "стиля Чжу Цзы" тела.

Он медленно вдохнул приятный морозный воздух, вздрогнул от ощущения ветра на коже — ночью установился противоестественный для здешнего края штиль и он все никак не мог привыкнуть к нормальному положению вещей. Теперь ветер воспринимался как эдакий старый злоязыкий, но привычный друг. Постоянный холод? Старый халат продувает, как бабку в маршрутке? Пока сходишь по большому, внезапный порыв затолкает нерукотворный памятник обратно в желудок ваятеля? Пустяки, по сравнению с нашествием нежити.

Он вздохнул. Все ощущения перестроились в первую же секунду, не оставили ничего от агонии умирающего секундой ранее тела. Вот только сознание никак не хотело поспеть за сменой обстановки, отстраниться от жути проигранной волны.

Ведь Стас так и не понял, что убило его первым: выпад паразита или откат от примененного навыка. И не знал, как ко всему этому относится. Единственное, что приносило ему хоть какое-то облегчение в данный конкретный момент — это собственное место в группе. Он шел впереди, рядом с Акургалем, и взгляд загораживала лишь спина куратора да мелькающие на периферии зрения полы халата десятника.

Никаких открытых лиц, никаких разговоров, взаимодействий с людьми, большая часть которых погибнет прямо у него на глазах меньше чем через сутки. И он не сможет с этим ничего поделать.

"Черт. В итоге, я снова не отправился в посмертие, чем бы оно здесь не являлось, а все также топчу своими стертыми сандалиями бренную землю. Дерьмо. Как же мерзко на душе. Так много смерти… Даже отчаяние от встречи с тем хорном-культиватором было легче перенести. А теперь я вынужден сидеть и думать, как лучше всего уничтожить человеческие трупы. В том числе трупы тех, с кем еще недавно вкушал пищу из одного котла".

Он перевел взгляд на ворох осколков, которые упрямо тащил в найденном у развален холщовом мешке. Все, что осталось от старого оружия. Стас и сам не знал, зачем тогда упрямо собирал эти обломки дрянного железа и щепки, в которые прекратилась старая рукоятка. Наверное, в этом был весь он: быть открытым новому, и, одновременно, яростно цепляться за прошлое, тщательно собирать живые свидетельства прожитых счастливых или просто памятных