Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя считается, что булимия не так серьезно угрожает жизни, как анорексия, «очистительные» приступы могут достичь такой интенсивности, что резко снижается качество жизни: человек практически выпадает из социума, весь его мир ограничивается едой и исходящей от нее опасностью. Найти в себе смелость и обратиться за помощью к специалисту – первый и самый важный шаг в преодолении этого состояния.
Итак, всё вышеописанное – попытка объяснить, почему в случаях расстройства пищевого поведения не работают простые посылы типа «Не жрать!» и «Неужели сложно нормально питаться?».
Когда здоровые люди начинают рассуждать о любом из пищевых расстройств, обычно они говорят: «Чем больше еды – тем больше вес, это же очевидно. Прекратите быть в плохом настроении и думать о суициде. В чем проблема? Все же хорошо, бывает и хуже. Нужно просто нормально питаться правильной едой. Зачем есть конфеты горстями? Нужно пару раз в неделю по одной штуке, я делаю именно так, и у меня все хорошо…»
Есть люди, в чьем сознании, благодаря генетике и среде обитания, построена прочная стена, защищающая их от ада бессознательного. И есть те, у кого по разным причинам в этой стене зияют дыры. «Прочные» люди искренне не могут понять страдающих пищевыми расстройствами: «Ну как же можно так жить?!» Их непонимание требует логического объяснения и приводит к выводам об отсутствии силы воли. Однако в психиатрии тяжелая абулия (нарушение воли) – это когда больной сутками лежит дома, не в силах дойти даже до туалета, и ему абсолютно все равно. А тут речь идет о разумных людях, часто семейных, с детьми, с карьерой на взлете: в ответ на логические доводы они кивают головой: «Да-да, надо худеть: здоровье, ноги, вены, диабет, мне стыдно, я все понимаю». Или: «Да, я знаю, что голодание опасно, и я могу умереть, что у меня большие проблемы с почками и сердцем». И оппонент облегченно вздыхает: «Ура, человек все понял!»
Чтобы выводить других людей из бездны психического ада, нужно самому спуститься туда и найти выход
Есть вещи, которые, в отличие от диет, не обсуждают с подружками. Часто о них не говорят даже с партнерами или родителями, а иногда не признаются в них и самим себе. Речь идет о панических атаках, когда человек впивается зубами в булку, словно от этого зависит его жизнь. Это может быть одиночество, когда по ночам приходит отчаяние, приносит с собой ледяной ужас: кажется, еще немного, и можно сойти с ума – и лишь еда может отвлечь от этого, отвести от края безумия. Это может быть переживание невыносимой вины после очередного скандала с матерью («Я отдала тебе все, а ты – неблагодарная дочь, которая думает только о себе») – и приступ рвоты помогает с ним справиться.
Чтобы выводить других людей из бездны психического ада, нужно самому спуститься туда и найти выход. И если не освободить их из «тюрьмы» бессознательного, то можно постараться хотя бы немного облегчить им пребывание там.
Непонимание ранит. Если объяснять суть индивидуальности языком физиологии, то каждый из нас – хитросплетенная и неповторимая комбинация нейронов. И никто, кроме нас самих, не знает, чего стоит то или иное решение. Не заесть конфетой плохое настроение, потому что есть силы терпеть эмоцию, которую хотелось «подсластить». Съесть конфету, одолевая вкрадчивый шепот демона анорексии. Отложить конфету на несколько минут, тренируя торможение. Только вы знаете, когда вам «хватит жрать» и что «надо нормально поесть».
Итак, в своей основе расстройства пищевого поведения не имеют отношения к еде. Так же, как причины пристрастия к азартным играм, патологической влюбленности или сексуальной зависимости вовсе не в том, что звучит в их названиях. Все вышеперечисленное – попытка пережить травму и невозможность самостоятельно справиться с проблемой[84]. А еда в случае с расстройствами пищевого поведения – просто то, на что упал луч проекции.
Но существует социальная проблема, которую невозможно игнорировать, потому что она порождает если не полноценное расстройство пищевого поведения, то пищевой невроз.
Речь идет о культе худобы и правильного питания, которые стали новой религией, новым «опиумом для народа»[85], во всяком случае для женской его части. Во времена Карла Маркса, автора знаменитого изречения: «Религия – опиум для народа», религиозные институты держали людей под контролем в страхе и покорности, делая их податливыми. Сегодня им на смену пришли маркетинговые уловки «диетической» индустрии. Женщин держит в страхе чувство, будто с их телами что-то не так, – эта мысль с той или иной интенсивностью звучит в голове каждой женщины, а исследования говорят, что и многих девочек, начиная лет с шести[86]. Озабоченность «несовершенством» своих тел заставляет многих женщин ощущать себя бессильными, незащищенными, и они готовы отдать любому, кто предложит быстрое избавление от этой проблемы, деньги и власть, обретенные в результате феминистических побед.
Вот какую замечательную цитату по поводу этой тенденции я нашла в книге Николь Шнекенберг «Ложные тела, истинная сущность» (False Bodies, True Selves), опубликованной в 2016 году:
«До начала XX века западные художники изображали идеальное женское тело со значением индекса массы тела (ИМТ) от 27 до 30 (Bonafini & Pozzilli, 2010) (то есть с избыточным весом, практически с ожирением. – Прим. ред.). Однако к середине XX века значение ИМТ идеального женского тела уменьшилось до 19, причем большинство женщин, которые, как считалось, обладали канонической красотой, стали весить на 15 % ниже «здоровой» нормы (Martin, 2010). Сегодня исследователи сходятся во взглядах, что в наши дни вес идеального, по версии СМИ, женского тела является нездоровым. Подверженность воздействию образов СМИ, в которых нездоровый вес изображается как идеальный, коррелирует с увеличением неудовлетворенности женщин своей внешностью и ростом их тревоги, связанной с образом тела (Anschutzetal, 2008). Наоми Вульф отмечает следующий интересный факт: худоба и диеты стали главной заботой западных женщин приблизительно в 1920 году, когда они получили избирательное право (Wolf, 1991). Сейчас среднестатистическая модель весит на 23 % меньше обычной женщины, а еще поколение назад эта цифра составляла лишь 8 %. Модели, актрисы или танцовщицы худее, чем 95 % населения. Стоит ли удивляться, что в настоящее время 90 % женщин думают, будто они весят слишком много?