— Короче, брат, не знаю, что и сказать тебе, — проговорил он, проглотив мясо и вытерев руку прямо о распахнутую на брюхе рубаху. — Братва-то вроде не при делах.

— В смысле, Олю они не трогали?

— И Олю, и Ваню твоего, блин! Они его будто и не искали. Я-то сам, если честно, узнал пару месяцев назад, кто есть кто, ну и, чего греха таить, сказал кому надо. Думал, его братва мочканула. А там нет, полный отказ. Собирались предъяву ему кинуть, но грамотно, без мочилова. Платить он должен был, типа. Н-да… И чего у нас получается?!

Уваров вдруг с невероятной для его грузного тела легкостью поднялся и закружил меж кадками с тропической растительностью, все чего-то руками размахивал.

Потом вернулся к столу и спросил:

— Ты мне, Вова, только как на духу скажи, Ваньку твоего Оля могла замочить?

— Ты ее видел? — криво ухмыльнулся Черных.

— Нет.

— Там ручки-спички. Пальчики… — Он черканул по своему мизинцу ногтем ровно посередине. — В половину моего! Чтобы она схватила кусок кафельной плитки и вогнала ему его в горло!

— Ни хрена себе! — ахнул Уваров, снова плюхаясь на скамью.

— Вот, вот. И при этом не оставила ни единого отпечатка нигде. Кладовка стерильная, представляешь?! Сами менты в шоке!

— Они от всего в шоке, — сморщился Уваров. — А это… Про девушку твою они знали? Что она взаперти сидела у тебя?

— Там один… один ее бывший жених. Из-за него у нас с ней, собственно, и разлад вышел.

— Оп-па!!! — сочувственно качнул головой Уваров. — Да ты, брат, в полной жопе, как я посмотрю.

— Да нет, адвокат все разрулил, классный спец. На мне будто ни пятнышка, но Оля-то где??? — закончил он плаксиво. — У меня же с ней свадьба должна была быть, а она пропала! Вместо нее в кладовке Ванькин труп, что делать-то, сосед?!

— Да-аа, тут дело литром не решишь, — вдруг чмокнул губами Уваров, вылил остатки водки в свой граненый стаканище и начал скручивать крышку у бутылки виски. — Будем пить сейчас, Вова, будем думать и станем говорить.

— О чем?! — Черных с болью смотрел на янтарную жидкость, заполняющую его стакан.

— За жизнь станем говорить, Вова, и за то, сколько ты готов заплатить за то, чтобы людишки начали шустрить. Ну, будем, Вова…

Спагетти склеились несъедобным комком, Мельников с тоской наблюдал за тем, как на самом верху этой неаппетитной кучки тает кусок масла. Шлепнул сверху горсть мелко натертого сыра и взялся за вилку.

Ему надо просто было съесть хоть что-то, хотя и не хотелось совершенно. Но не есть третий день — это уже перебор. Володин станет ворчать, слушая урчание в желудке у друга.

— Ты должен быть сильным и энергичным, брат, — сетовал тот, наблюдая за тем, как тает на глазах его лучший друг. — Мы найдем ее, обязательно.

— Ага, — кивал в ответ Мельников, хотя уже не верил в это.

Олю убили, понял он вчера ближе к ночи, когда сидел на своем балконе и смотрел на холодные далекие звезды. Если бы ей удалось убежать, она давно бы нашла способ связаться с ним или со своим женихом, лощеным уродом, которому удалось выскользнуть из их рук, как угрю.

Она бы дала о себе знать своим друзьям, а от нее ни слуху ни духу. Ее убили просто как случайного свидетеля, просто устранили и все, вывезли из дома. За ним очень удобная тропа, там можно десяток трупов протащить, сунуть в машину и уехать, оставшись незамеченным. А Олю, худенькую, изящную, можно было вынести в большой сумке.

И что самое печальное, никто ничего не видел и не слышал! Он насчитал три дома, в обзор видеокамер которых могли попасть злоумышленники. Сначала просто попросили, потом официально, ни черта никто не помог! Никто ничего и никого не видел и не заснял, ни людей, ни посторонних машин. Он и сам таращился в эти записи — пусто. Причем часть записей велась неравномерно. Отсутствовали целые куски времени, по отсутствию этих кусков тоже никто ничего пояснять не захотел.

— Света, наверное, не было…

— Не знаю, может, сбой какой-то…

— Ой, да кто знает, чего эта камера так пишет!..

И что скажешь людям на такие вот ответы, если ты пришел к ним помощи просить? Ничего!

Валера медленно накручивал на вилку спагетти, тянул их из тарелки, равнодушно наблюдая, как тянется следом тонкая нитка расплавившегося сыра. Отправлял все в рот, жевал, вкуса не чувствовал.

Смириться…

Надо было смириться с тем, что он потерял Олю. Не надо было снова тормошить и ее и свои чувства тем роковым вечером. А он напился и растормошил. Она расплакалась, позвонила жениху, тот очень быстро примчался за ней, наверное, он очень любил ее, невозможно было не любить! Оля что-то наговорила ему по дороге, вполне возможно, решила отложить свадьбу. И эта холеная сволочная морда посадила ее в своем доме под замок.

Потом, видимо, перепугалась и заявила о ее пропаже.

А может, он и не врет, и это Оля попросила его заявить так. Потому что боялась, что Валера снова станет тянуть из нее нервы.

Оля находилась в доме своего жениха, когда туда явились убийцы. Им нужен был Иван. Они убили его, а заодно устранили и ее, как свидетеля преступления. Вот и все! Других версий у него не было. То, что Оля могла убить своего тюремщика — так думал временами Володин, — Валера считал бредом. Оля не могла! Она не справилась бы пускай и с переломанным, но все же мужиком, имеющим за плечами богатейший опыт в плане обороны и нападения.

Оли больше нет.

Теперь вопрос, как найти ее убийц?! Ни следа, ни зацепки. След на подоконнике, внимание к которому привлек холеный Черных, мало что сказал криминалистам.

— Да, царапина свежая, — пожимали они плечами.

— Что за синева в трещине? — дергал Мельников нервно кадыком, надеясь на чудо.

— Это крем для обуви синего цвета. Обычной марки, который выпускается — мы уточняли, — подчеркнули эксперты. — Фабрикой, имеющей по стране с десяток филиалов, рецептура везде одна.

— Что можно мазать таким синим кремом? — дергал он замотанных экспертов снова и снова.

— Этим кремом не мажут, Валера! — стенали они от его настойчивости. — Этим кремом чистят обувь. Преимущественно синего цвета.

— А какая обувь может быть синего цвета? — задавался он вопросом. И сам же себе отвечал: — Любая! Кроссовки, туфли, мокасины… Но скорее всего, для лазанья по подоконникам была использована спортивная обувь.

Найти по таким признакам преступника все равно что океан черпать чайной ложечкой.

Тупик…

Мельников кое-как впихнул в себя спагетти, швырнул тарелку с сырными сталактитами в раковину, распахнул окно и полез в ящик шкафа за сигаретами. Он тысячу раз бросал курить, Оле обещал, ее больше нет, наверное. Обещать больше некому, да и перед тем, как ей исчезнуть, она не особенно сильно морочилась его дурной привычкой, ей было все равно.