Так куда пойти? Вернуться без Амоса она не могла, поскольку в зимние месяцы последний автобус до Воплинга уходил в половине седьмого, а сейчас было почти восемь. Кроме того, Флора проголодалась. Она с досадой оглядела улицу. Почти все магазины уже закрылись, кроме одного, через несколько домов от кинотеатра.

Это оказалась чайная. Вид ее не вдохновлял: в витрине стояли кексики, гнетущего вида деревянные коробочки, плетеные корзиночки и льняные мешочки, вышитые мальвами. Однако там, где есть кексики, должен быть и кофе. Флора пересекла улицу и вошла в чайную.

Шагнув через порог, она поняла, что попала из адского пламени в болото занудства. Ибо за одним из столиков сидел человек, лицо которого Флора помнила: они вроде бы встречались на приеме у миссис Полсветт в Лондоне. Это мог быть только мистер Клоп, да и внешность подтверждала догадку. В пустой чайной он обладал полной свободой маневра, и Флоре некуда было скрыться.

Когда она вошла, предполагаемый мистер Клоп поднял голову и радостно оживился. На столе перед ним лежали книги и листы бумаги, на которых он деловито строчил.

Вот тут Флора рассердилась по-настоящему. Как будто ей мало пришлось вытерпеть за сегодняшний вечер – не хватало теперь только слушать умные разговоры! Она сочла, что сейчас может позволить себе сознательную грубость, на которую имеет право лишь человек, чьи манеры в остальное время безупречны, поэтому села спиной к мистеру Клопу, взяла разрисованное гномиками меню и постаралась ни о чем дурном не думать…

Официантка в длинном ситцевом платье с неглажеными оборками принесла кофе, галеты и апельсин, который Флора посыпала сахаром и теперь медленно ела ложечкой. Официантка предупредила, что они закрыты, но, поскольку это не мешало Флоре сидеть за столиком, пить кофе и есть апельсин, та просто кивнула: мол, закрыты, и хорошо.

Она уже принялась за четвертую галету, когда ощутила, что сзади кто-то приближается, и не успела опомниться, как услышала голос над самым ухом:

– Здравствуйте, Флора Пост. Верите ли вы, что у женщин есть душа?

Мистер Клоп стоял за ее стулом и смотрел сверху вниз с выражением дерзкой загадочности.

Флора не удивилась вопросу. Она знала, что интеллектуалы, как Двуцветный Питон, Скалистый Змей у мистера Киплинга, всегда говорят вот так. Поэтому она ответила приятным голосом, но чистосердечно:

– Я этим совершенно не интересуюсь.

Мистер Клоп коротко и довольно хохотнул. Флора зачерпнула ложкой еще немного апельсинового сока, гадая, что в ее словах так понравилось мистеру Клопу.

– Не интересуетесь? Славная девочка… Главное, оставайтесь со мной откровенны и все у нас будет хорошо. Кстати, меня тоже не интересует, есть ли у них душа. Тело куда важнее. Можно я сяду? Вы же меня помните? Мы встречались у Полсветтов в октябре. Вы же не считаете, что я назойлив? Полсветты сказали, что вы здесь, и я все гадал, не столкнемся ли мы случайно. Вы близко знаете Билли Полсветт? Очаровательная женщина… такая простая и веселая, с настоящим талантом к дружбе. Он тоже славный малый… педераст, конечно, но все равно славный. Какой аппетитный у вас апельсин! Я, наверное, тоже себе закажу. Обожаю есть их ложкой! Можно я сюда сяду?

– Да, – ответила Флора, понимая, что спасения нет.

Мистер Клоп сел и, обернувшись, подозвал официантку. Та уведомила его, что они закрыты.

– Слегка беспардонно, а? – рассмеялся мистер Клоп, косясь на Флору. – Послушай, милочка, да какая разница? Просто принеси мне апельсин и сахар.

Официантка ушла, и мистер Клоп смог вновь сосредоточиться на Флоре. Он поставил локти на стол, уперся подбородком в ладони и устремил на нее немигающий взгляд. Поскольку она продолжала спокойно есть, ему пришлось сделать первый ход, а именно произнести: «Итак?» (У Флоры упало сердце: она узнала гамбит, к которому прибегают интеллектуалы, решившие в тебя влюбиться.)

– Вы ведь пишете книгу? – торопливо спросила она. – Помню, миссис Полсветт мне говорила. О жизни Брануэлла Бронте, да?

(Флора сочла за лучшее использовать сведения, полученные от миссис Каин, хозяйки «Висельника», и скрыть тот факт, что с миссис Полсветт, протеже миссис Смайли, она встречалась лишь раз и нашла ту чрезвычайно занудной.)

– О да, отличная будет книга, – объявил мистер Клоп. – Психологическое исследование, разумеется. Я добыл кучу нового материала, включая три письма, которые он написал в Ирландию старухе-тетке, миссис Пранти, в период своей работы над «Грозовым перевалом».

Он ждал, что Флора рассмеется или уставится на него ошарашенно, однако ее вежливо-заинтересованное выражение не изменилось, так что пришлось объяснять дальше.

– Понимаете, очевидно, что книгу написала не Эмили. Женщина так не могла… там ясно видна мужская рука… Я разработал теорию касательно его пристрастия к спиртному и выяснил, что он не был алкоголиком. Он был величайший гений, второй Чаттертон[23], и сестры его за это ненавидели.

– Мне казалось, все современники пишут, что сестры его очень любили, – сказала Флора. Такой разговор ее вполне устраивал – лишь бы мистер Клоп не свернул на что-нибудь более личное.

– Знаю, знаю. Но они притворялись. Сестры сгорали от черной зависти к гениальному брату, однако не выказывали ее, чтобы тот не уехал в Лондон вместе с рукописями. Это испортило бы их маленькую игру.

– Какую игру? – спросила Флора, силясь вообразить Шарлотту, Эмили и Энн за какой-нибудь игрой.

– Выдать его рукописи за свои, разумеется. Сестрам нужно было держать Брануэлла при себе, чтобы красть его романы, продавать их издателю как свои, а на вырученные деньги покупать джин.

– Для кого? Для Брануэлла?

– Нет, для себя. Они все были горькие пьяницы, причем Энн – особенно. Брануэлл, обожавший ее, делал вид, будто напивается в «Черном быке», и таким образом добывал джин для младшей сестры. Ему пришлось – один бог ведает, какими трудами – создать себе репутацию талантливого и беспутного гуляки. Трактирщик гордился, что молодой мистер Бронте просиживает все вечера в его заведении (это привлекало посетителей), и отпускал тому джин в кредит – столько, сколько хотела Энн. Брануэлл, работая тайно по двенадцать часов в сутки, тем временем писал «Шерли», «Городок» и, разумеется, «Грозовой перевал». Все это я смог доказать на основании трех его писем к миссис Пранти.

– А что, в этих письмах он говорит, что пишет «Грозовой перевал»? – спросила Флора, зачарованная рассказом.

– Нет, конечно, – отвечал мистер Клоп. – Взгляните на вопрос, как взглянул бы на него психолог. Человек по пятнадцать часов в сутки пишет грандиозный шедевр, поглощающий всю его энергию. У него почти не остается времени на сон и еду. Он как мотор, приводимый в движение собственной демонической живой силой. Все его существо сосредоточено на том, чтобы завершить книгу. Из последних сил он пишет старой тетушке в Ирландию. А теперь вопрос: как по-вашему, станет ли он упоминать в письме работу над книгой?