– Мне нужно встретиться с администрацией школы до того, как я пойду на дневные занятия. Не ждите меня, я могу опоздать.

– Амфитеатр находится на охраняемой стороне Цитадели, – ответил Уиллис, с любопытством изучая ее. – Туда можно ходить только со стражником, опаздывать нельзя. К кому ты хочешь пойти? К мастеру?

– Если он главный, то да. Мне обязательно нужно связаться с семьей.

– Разве Дориан не сказал тебе, что твою семью известят?

– Да, но… Перед моим приездом сюда произошло кое-что странное, и…

– Нам всем пришлось многое пережить, прежде чем мы оказались здесь, – заметил Бенджи, впервые с начала трапезы удостоив ее взглядом.

– Дело в том, что в моей семье довольно сложные отношения и…

– В наших семьях тоже не все так просто.

– А вот мне так не кажется, – сухо ответила Брисеида.

– В Цитадели действуют очень конкретные правила относительно общения с внешним миром, – дипломатично вмешался Уиллис. – Даже если мастер согласится встретиться с тобой, он не разрешит тебе позвонить родителям.

– Но, возможно, он сможет ответить на мои вопросы.

– На какие вопросы?

Брисеида не была уверена… Но реакция стражника Дориана, когда после прибытия она упомянула о своем отце и аппарате МРТ, несколько охладила ее пыл. Как она могла узнать, кого можно спросить, не поставив под угрозу план отца? Конечно, доказательств того, что у отца действительно был план, не было, но она выздоровела, как он и обещал… А ведь папа предупреждал ее, что ей придется подождать, чтобы убедиться в действенности плана лично, что иначе она не сможет его понять… И надо признать, что, если бы он рассказал ей о Цитадели, она бы никогда ему не поверила.

– Если никто не рассказал тебе о прибытии сюда, значит, не имел на это права, – продолжал Уиллис. – Единственный способ узнать больше о своей семье – вернуться домой. Неужели ты этого хочешь? Ведь не хочешь?

Если отец организовал ее прибытие в Цитадель, не поступит ли она глупо, если уедет только для того, чтобы удостовериться в этом?

– Моя мама, наверное, очень волнуется, – нерешительно рассуждала она.

– Она получит письмо, – говорит Уиллис, пожимая плечами. – Все под контролем.

– Как будто подобное успокоит мою маму!

– Письмо официальное.

– Ты, видно, никогда не встречался с моей мамой, – настаивала Брисеида.

– Но, оставаясь здесь, ты никого не подвергаешь опасности, – заметил Бенджи, улыбаясь.

Казалось, он был единственным, кто относился к ее сомнениям спокойно. Как будто он мог заглянуть в сердце Брисеиды, как будто он уже разглядел то, что она все еще отказывалась признать. Он наклонился к ней, его улыбка была слишком широкой, чтобы быть доброй, и невыносимо высокомерной.

– Неужели ради того, чтобы избавить свою мать от нескольких минут стресса, ты откажешься от столь захватывающих открытий, вернешься к своей никчемной повседневной жизни?

– Ты ничего не знаешь о моей жизни. Не все такие эгоисты, как ты.

– Ошибаешься. Мы все большие эгоисты и любопытные людишки.

– Значит, ты хочешь уйти, – с досадой сказал Уиллис.

– Я этого не говорила… Мне нужно подумать.

Бенджи одобрительно кивнул:

– Если дело срочное, то можно отправить им письмо. Просто убедись, что его прочитают перед отправкой. Не рассказывай ничего о Цитадели, иначе они не отправят его. Адрес писать не нужно, они точно знают, где ты живешь. Если повезет, получишь ответ в течение ближайших двух недель.

Брисеида не знала, радоваться ли этой новости или сердиться на Бенджи. Он мог бы сказать ей об этом с самого начала. Он намеренно заставлял ее нервничать.

– Почему ты так уверен в себе? Возможно, мы все эгоисты, но похоже, что тебя не очень-то интересовало происходящее с самого начала. Сегодня утром ты почти не слушал лекцию педагога.

Колокол, расположенный возле больших дверей, возвестил о сборе.

– Какая жалость, – вздохнул Бенджи, положив на стол расшитую полотняную салфетку, – я бы с удовольствием продолжил этот разговор. Надеюсь, мадемуазель, что вы будете настолько любезны, что сможете остаться с нами сегодня?

Их провели в роскошный гигантский амфитеатр, соответствующий масштабам Цитадели. Непрерывный поток студентов в ярко-синей форме устремился внутрь через боковые арки, вдоль головокружительных темных деревянных ярусов, возвышающихся над полукруглой сценой. Волнение было осязаемым. Люди искали свои места в шумной и взволнованной атмосфере. Брисеида устроилась со своей группой на скамейке на середине подъема. Далеко внизу человек в серебряной мантии уже вышагивал по сцене. С такого расстояния она едва могла разобрать черты его лица. Держа в руке микрофон, он, казалось, обращался к собравшимся, но Брисеида ничего не слышала.

– Что он говорит? – спросила она Бенджи, сидящего справа от нее.

Шум был настолько громким, что она едва слышала свой собственный голос. Бенджи просто указал на гарнитуру на полке перед ней. Она надела наушники на уши. Шум в комнате утих, и отчетливо прозвучал голос пожилого мужчины. Но она не сумела определить язык, на котором говорил выступающий. Она отчаянно замахала рукой на Бенджи, который закатил глаза и показал маленькое колесико рулетки, вделанное в дерево под полкой. Он пролистал список на маленьком экране, пока не дошел до слова «французский». Тут же монотонный голос автоматически зазвучал в ее наушниках:

– …и будьте осторожны с тем, что вы делаете. Спикер Гесп Ю Наэ приветствует вас и рад встрече. Мы будем говорить о символизме с вами в дни, предшествующие последующим. Спикер Гесп рассказывает вам от категорий до символизма. Важно в истории всегда находить символы жизни или смерти. Пример: свет солнца освещает тысячу огней извлечения жизни из смерти. Всестороннее отслеживание каждого языка по странам и культурам…

– Это по-французски? – встревожилась Брисеида.

Шум в помещении утих. Бенджи услышал ее и подмигнул:

– Привыкнешь…

Спикер выступал непрерывно в течение четырех часов. Он даже не остановился, чтобы выпить стакан воды. Откуда у него столько энергии? Брисеида не могла поверить в подобное. У нее так и не получилось привыкнуть к отрывистому французскому языку автоматического переводчика и только благодаря напряженной концентрации смогла уловить основные моменты лекции. Когда мужчина наконец замолчал, пронзительный звук объявил, что они могут снять наушники. Шум учеников, встающих, чтобы выйти из класса, оглушил Брисеиду. Ее голова гудела, она чувствовала себя истощенной.

– Черт, было трудно, – присвистнул Квентин, как только восстановилась относительная тишина во внутреннем дворе огромного сада рядом со столовой, залитом лучами заката.

Бенджи поднял бровь: