Этим сравнением Ной резко вернул меня на землю. И правда: когда Заяц оказался у нас, он на всех рычал и бросался. А сейчас невозможно представить себе более спокойного пса. Вначале он был напуган и подавлен. Наверное, мог бы и укусить кого-нибудь, если бы довелось.

– Понятно, – робко сказала я. – Да… Я, наверное, просто была не в себе. Животные вообще часто действуют инстинктивно. Может быть, когда я немного привыкну, то стану спокойнее в новом облике.

– Вот именно! – Ной раскинул руки, как отец Морланд, когда читал особенно страстную проповедь. – Ты всегда злилась или впадала в отчаяние, а потом превращалась – и потому твоё собачье «я» отражало те же чувства, а ты не могла ничего изменить. В первый раз ты разозлилась на миссис Сильвертон и после этого разодрала её туфли. Во второй – ты разозлилась, потому что она так плохо заботилась о Дай-Дай. И ещё тебе не понравилось, что нас не пустили в новый «Институт». Прошлой ночью в волшебном лазарете ты с самого начала была на взводе и просто хотела убежать – от проблем, но, возможно, и от Зайца. Вот и получается, что ты каждый раз ложилась спать в растрёпанных чувствах и поэтому была особенно склонна к… – Он запнулся, его брови слегка сошлись к переносице. Потом он опустил руки и внимательно посмотрел на меня. – Руби, а почему ты сегодня превратилась, когда пошла убираться? Ты не спала, и никакие силы природы на тебя не воздействовали… Что случилось?

– Ничего, – быстро ответила я. – То есть ничего особенного. Меня раздражала миссис Сильвертон, потому что она заставила нас убираться. Очевидно, этого оказалось достаточно, чтобы вызвать превращение, хотя я и не спала. Флорабель говорила, что так бывает!

Я положила бинты и антисептик в аптечку под хмурым взглядом Ноя. Потом вернулась в гостиную и села на диван, как в самый обычный вечер. Ноя моё оправдание не убедило.

– Бывало и похуже. Подумаешь, нами слегка покомандовали. – Он пожал плечами и сел рядом со мной. – Для бурных отрицательных эмоций этого явно недостаточно! Или… может быть, ты на меня рассердилась?

– Ерунда, – сказала я наигранно непринуждённым тоном.

– Ты чего-то недоговариваешь, – настаивал Ной. – Я понимаю, что далеко не идеален, но сейчас правда не знаю, в чём провинился. Может, просто объяснишь, что не так?

– Всё так! – вырвалось у меня громче, чем надо.

– Всё-превсё?

– Великолепные парки. А ещё гигантские бассейны, где тренируются команды пловцов, но прекраснее всего – школы-интернаты, похожие на сказочный замок… – Неожиданно проговорившись, я осеклась и закусила нижнюю губу. Интересно, почему в щекотливой ситуации я не могу просто помолчать, а не болтать как сумасшедшая?

Ной оторопел. А потом тихо сказал:

– Ты нашла письмо от моего отца.

Это было утверждение, а не вопрос, поэтому я промолчала. И попыталась раствориться в воздухе.

Вздохнув, Ной упёрся руками в колени.

– Знаешь, я собирался тебе обо всём рассказать! Но всё так завертелось, что просто не успел. Ну и ещё я хотел сначала поговорить с папой, а дозвонился до него только сегодня после обеда.

– Наверное, твой отец ушам своим не поверил, – уныло ответила я. Произнося эти слова, я представляла себе радость мистера Аронса, что ему наконец-то удалось убедить своего непокорного сына поехать в школу-интернат.

– Да, не поверил, – подтвердил Ной, и я поспешно опустила голову.

Уж очень мне не хотелось видеть, как загораются глаза Ноя при мысли о замке Гринвуд. Поэтому я так и смотрела в пол, а он продолжил:

– Сначала он подумал, что я шучу. Но когда понял, что я настроен серьёзно, то обрушился на меня как цунами. Сказал, что мама бы не одобрила нашего решения жить на разных континентах. А он всё равно всегда в разъездах.

Я подняла голову:

– Что? Ты о чём?

– Ты же знаешь, что мой отец довольно известный архитектор. Сегодня он проектирует небоскрёб в Калифорнии, завтра, возможно, торговый центр в Нью-Йорке или отель на Гавайях…

– Я не об этом, – перебила я его. – Откуда эта мысль о «разных континентах»? Интернат тоже в Америке, ведь так?

Теперь Ной смотрел на меня так же растерянно, как я на него.

– Руби, ты хоть прочитала его письмо? – медленно спросил он.

– Письмо? Нет. Я бы никогда не стала читать чужие письма! Я пролистала брошюру, которая лежала рядом, и это тоже недопустимо. – От стыда я заёрзала на диване. – В любом случае, замок Гринвуд – потрясающее место. Я рада, что отец наконец-то нашёл для тебя отличную школу-интернат. – Мне было трудно произнести последнюю фразу, и ещё труднее – мило улыбнуться. И всё же я старательно беззаботно хлопала ресницами, пока Ной со стоном не откинул голову на спинку дивана:

– Ох, Руби! Если бы ты хотя бы взглянула на письмо, то узнала бы, что отец давно нашёл эту школу. И с прошлого понедельника пытается убедить меня туда поехать. На этот раз даже прислал рекламный проспект с фотографиями и длинное описание достоинств этого заведения.

– Но… Раньше ты говорил, что ничего хорошего он тебе не предлагал! – смущённо пробормотала я.

– Ну да, так и есть. – Ной пожал плечами. – Пока ничего лучше Патч-Айленда я не видел.

– Ты серьёзно? Замок Гринвуд на фотографиях выглядит совершенно фантастически! Чего тебе так дался наш остров?

– На то есть несколько причин, – уклончиво ответил Ной.

– И какие именно, разреши поинтересоваться? Дождь каждый день? Разглагольствования миссис Сильвертон? Новый торт Кэтлин с воблой?

– Есть одна причина, которая до тебя очень медленно доходит. Понимаешь?

На несколько секунд воцарилась полная тишина. Я сидела с открытым ртом, обдумывая слова Ноя. Судя по всему, я и в самом деле туго соображаю.

Когда до меня дошло, что имел в виду Ной, моё сердце повело себя крайне странно. Очевидно, оно обнаружило, что я отчаянно нуждаюсь в дополнительной порции крови в голове. И забарабанило с удвоенной скоростью, пока мои щёки не запылали как в огне.

– Понимаю, – сказала я так холодно, как только могла, учитывая, что голова у меня горела пламенем. – Понимаю, что в замке Гринвуд никто не оценит твои способности к уборке кошачьих туалетов так же высоко, как я.

Уголки губ Ноя дёрнулись вверх:

– Вот именно. Там никто не станет сочинять со мной стихи, как лепреконы, и там мне уж точно не встретить никого, кто будет, как ты, с одинаковым рвением есть сладости и тявкать.

– Это, конечно, было бы ужасной потерей, – не выдержав, улыбнулась я – наверное, самой широкой и искренней улыбкой