– Квит про кво. Расскажите мне, отчего вам кажется, что вы не нравитесь и, главное, не можете нравиться мужчинам.

– Доктор, не слишком ли много для одного раза? – поморщилась я, посмотрев на часы.

– Вот вы и попались. Значит, считаете, нужно назначить еще один сеанс?

– А вам не лень тратить свое драгоценное рабочее время на такую бесперспективную с психологической точки зрения клиентку? – рассмеялась я. – Мне-то что, я готова прибыть по первому вашему требованию.

– Серьезно? – восхитился Малдер. – Ну, это уже прогресс. В таком случае ставлю вас в расписание. И воздух – подумайте все-таки, где бы вы могли им подышать. Идет?

– Идет, – согласилась я, забирая из рук Малдера листик с распечаткой адреса бадминтонного магазина.

На рабочее место я возвращалась крадучись. Во-первых, не хотела попасть в поле зрения начальства, а во-вторых, мне нужно было узнать побольше про этот бадминтон. Определенно, в деле Саши Гусева намечается прогресс. Или регресс – это как пойдет. Ведь нельзя же с уверенностью утверждать, что ему понравится подарок, состоящий из десяти воланов, сделанных из перьев специально выведенных для этих целей гусей. Между прочим, это довольно жестоко – выдирать из птичьей задницы перья только для того, чтобы стучать по ним ракеткой. Бедный гусь потом ходит с голой попой, пока не вырастут новые перья. И тут их снова у него отберут. Кошмар!

Эффект был как от разорвавшейся бомбы. Я стояла посреди коридора, на пыльном ковролине, неровном из-за миллиона лежащих под ним проводов, и с изумлением смотрела, как меняется выражение на Сашином лице. Сначала он просто мило улыбался, так же как и всем тем, кто поздравлял его с самого утра. Вежливая улыбка человека, на самом деле уставшего слушать про «счастья, здоровья», но понимающего, что слушать все равно придется. Я не поздравляла его, все ждала подходящего момента, чтобы не было рядом никого лишнего. До обеда не получилось, затем за Сашей забежали два парня из отдела маркетинга, и они убежали обедать в ближайшее кафе. Я перепугалась, что они могут уже оттуда не вернуться. Ведь на день рождения так бывает часто. Люди уходят обедать, а потом перезванивают, прогоняют какую-то лажу про головную боль или тяжесть под «ложечкой», и все. Не стану же я говорить Саше, что не справлюсь тут одна без него в его же день рождения? Конечно, я буду кивать и говорить о том, чтобы он ни о чем не волновался и даже не думал о работе.

И уж точно, чтобы не думал обо мне и моей сумке с конусообразной пачкой профессиональных бадминтонных воланов. Но он вернулся. Оказывается, забыл на работе телефон. И тут я решилась.

– Эй, ау, ты что же, так и уйдешь без моих поздравлений? – спросила я, когда Саша запихивал телефон в рюкзак. – А как же «счастья, здоровья»? – и улыбнулась.

– А я уж решил, что ты забыла, – пожаловался Саша.

– Забудешь тут! – возмутилась я, наклоняясь, чтобы достать из-под стола сумку. – Каждую минуту кто-то приходит и напоминает. Ну что, готов?

– Почти. – Саша выпрямился, подтянул свой свитер, стряхнул с ладоней несуществующую грязь, а затем склонил голову чуть-чуть набок и улыбнулся. – Теперь давай.

– Ох, ладно. В общем, с днем варенья тебя, Саша. Ты теперь – совсем большой мальчик, да? Тридцать один год? Возраст, когда пожелания «счастья и здоровья» – уже не пустой звук. Зубы еще не начали выпадать?

– Конечно начали! – воскликнул Саша. – И хромаю на обе ноги.

– Ага, артрит, наверное. Ты пчелами лечись.

– Я слышал, лучше собачьей шерстью, – подыграл мне он. Я еле сдержалась, чтобы не прыснуть. Вот это-то я и любила в наших с Сашей отношениях, если таковые и имелись. Простота и комфорт, как будто я общаюсь с кем-то давно родным. Мы с тобой одной крови, ты и я.

– А что с шерстью-то делать? Пчелами надо кусаться, а шерстью что? Носки вязать? Ты что, умеешь вязать? – рассмеялась я. – Может, тебе спицы подарить?

– Ага, давай, только вместе с пледом и креслом-качалкой. И очками в роговой оправе.

– А роговая оправа делается из рогов? – поинтересовалась я. – Ладно, Саша. Кроме шуток. Поздравляю тебя с тем, что ты прибавил еще год к своей статистике, надеюсь, что собирать данные по своей жизни ты будешь еще пять раз по столько же. И качество этих данных я тебе желаю самое высшее. Чтобы было что вспомнить помимо обрывков цифрового кода, конечно. Да не компьютером единым жив человек.

– Ты меня прямо растрогала, Ромашка, – пробормотал Саша, сделав вид, что утирает скупую мужскую слезу.

– Ничего я не трогала, – возразила я. – А вот тебе от меня подарок. Я долго думала, что тебе подарить, но не надумала ничего лучше. Можно, было, конечно, новую мать подарить, но…

– Нет уж! – замотал головой Саша. – Новую мать мне пусть Крендель покупает. Что там ты для меня припасла? Ромашка, у меня как раз все ежедневники закончились.

– А вот и не угадал! И вообще, когда это я тебе ежедневники дарила?

– Ах да, извини. Это была не ты. Не важно. От тебя мне и ежедневник сладок.

– Ты их ешь, что ли? – хихикнула я и сунула ему чуть помятый подарочный пакет, скрепленный степлером так, чтобы через верх нельзя было увидеть, что же там внутри. Несколько дней назад я озадаченно ходила по магазину, о существовании которого вряд ли бы узнала, если бы не Апрель И.В. В просторном павильоне было полно вещей, предназначения которых я не знала. Ну, пожалуй, только сами ракетки, но и они поразили меня до глубины души. Казалось бы, чего там. Леска да деревяшка. Но нет! Ракетки были графитовые, алюминиевые, фирменные и простые, утяжеленные, с балансом в головку (что бы это ни значило), и стоимость их варьировалась от трех до десяти тысяч рублей. Фантастические деньги за ракетки для какого-то там бадминтона. Параллельный мир.

– Нет? – удивился Саша, привыкший к моей «оригинальности» за все годы нашего знакомства. Он принялся осматривать пакет, ощупал его и даже понюхал. Там, внутри, была куча упаковочной бумаги, какие-то ленты, блестки, так что понять было невозможно. Да и в голову Сашину не пришло, что я могла пойти так далеко – до специализированного магазина. – Набор для бритья?

– Ага. И мытья, – фыркнула я, внутренне замирая от нетерпения. Вдруг Апрель ошибся и Саше не понравится? Он, конечно, и виду не подаст, но я все равно пойму. Сестра говорит, что я – неплохой физиономист, но, по правде говоря, дело не в каких-то там особых способностях. У людей почти всегда все на лице написано, и только если мы не собираемся сознательно обманываться, все можно прочитать с первого раза. К примеру, на Сережином лице всегда была такая невообразимая любовь к самому себе, что было глупо верить в его любовь к кому-то еще. Но Лизавета верит. Смотрит ему в глаза и абсолютно ничего не видит. Саша потряс пакет, но тот не издал особых звуков.

– Ты меня прямо заинтриговала.

– Я старалась, – хмуро подтвердила я.