Меня прошиб холодный пот, но ни Хэнк, ни доктор П. никак не отреагировали. Было непонятно, слышат ли они это вообще, а у меня не хватило духа спросить. Все, на что я был способен, – это просто таращиться на дверь Джо, когда Хэнк потащил меня прочь, а хриплый кошмарный гогот гулко отдавался между стен коридора и у меня в голове.

В этой части моей истории начинается реальный жесткач, и, честно говоря, было бы куда проще на этом и остановиться. Но в каком-то смысле изложение всего этого в письменном виде вытягивает яд из моего организма, пусть даже и спустя годы после описанных событий. Но я не стану грузить вас собственными муками.

Доктор П. открыто торжествовал всю дорогу до последнего этажа и кабинета главврача.

– Я сразу понял, что ты за фрукт, еще с той самой секунды, как тебя взяли сюда на работу! Едва только услышал, что они берут ко мне на отделение какое-то юное дарование из «Лиги плюща»[30], то знал уже, что от тебя будут одни заморочки! Говорил ведь ей, что все и так идет как по маслу, что этот молодой да ранний тут только все испортит… Но нет же, ей обязательно присралось оказать услугу какому-то своему дружбану! Хотя вообще-то ты и впрямь неплохо управлялся с остальными больными, учитывая все обстоятельства… Блин, да вы, понторезы йельские, одного поля ягоды – думаете, что солнце светит у вас прямо из жопы… Она даже всерьез надеялась, что у тебя и впрямь что-нибудь выйдет с Джо. Но теперь – теперь она будет сильно разочарована! Я ведь предупреждал тебя, поганец! Помни об этом. Ты по-прежнему был бы в шоколаде, если б меня послушал! Но нет, ты предпочел ввязаться в то, в чем ни хрена не смыслишь. Ты – заносчивое ничтожество. Ты…

Я серьезно: все это бухтение ни на секунду не умолкало все десять минут, что мы поднимались в кабинет доктора Г.

У меня не было ни малейшего представления, что меня ожидает, и я лишь терялся в догадках, где что пошло не так. По-моему, я также чувствовал нечто вроде облегчения оттого, что меня поймали, учитывая тот факт, что вранье и всякие уловки не относились к числу моих профессиональных ориентиров, но было очень мучительно сознавать, что Джо так и остался взаперти. В то же самое время… что за хрень я слышал из его палаты? Я неустанно проигрывал в голове все, что он говорил, постоянно возвращаясь к предостережениям доктора Г. касательно заразности его сумасшествия, начиная уже думать – а не так ли это на самом деле? Или же все просто врали мне всю дорогу?

Я до сих пор ощущал, как нечистый хохот сотрясает мое тело до основания. Может, его породил мой собственный страх быть пойманным? Или, если только я сам в здравом уме, как Джо ухитрился столь точно воспроизвести хохот, вытащенный из наистрашнейшего из моих детских кошмаров?

Череда этих лихорадочных бестолковых мыслей прервалась, когда Хэнк рывком распахнул дверь кабинета доктора Г. и без единого слова втолкнул меня внутрь – да так, что я едва не проехался носом по ковру, завалившись вперед. Мне не сразу удалось обрести равновесие и сфокусировать взгляд на людях в кабинете.

Да, на людях. Там, естественно, была доктор Г. – стояла перед своим письменным столом и, возвышаясь надо мной, прожигала меня взглядом с таким выражением на лице, которое наводило на мысли о ястребе, изучающем разлагающуюся тушу в размышлениях, стоит ли ее жрать. Но прямо у нее за спиной, в шикарном кожаном кресле, в котором обычно и восседала главврач, сидел какой-то иссохший, усталого вида старик в основательно поношенной спортивной куртке, изучая меня жестким взглядом поверх видавших виды очков в тонкой серебряной оправе. Я и понятия не имел, что это за тип, но, поскольку доктор уступила ему свое кресло, решил, что это наверняка какая-то важная шишка. Он был явно слишком стар для полицейского детектива в штатском – покрытое морщинами лицо и редкие седые волосы наводили на мысль, что ему явно не меньше семидесяти, а то и восьмидесяти. Но кем он еще мог быть?

Повернувшись к Хэнку и доктору П., который милосердно закрыл свою пасть, хотя и продолжал так и сиять от торжества, доктор Г. сказала:

– Спасибо, джентльмены. Теперь я сама всем этим займусь.

Когда они удалились, она подошла к двери и аккуратно прикрыла ее.

Сидящий в ее кресле пожилой мужчина откашлялся и заговорил – с величавым среднеатлантическим прононсом, который показался мне смутно знакомым, хотя я и не сумел с ходу сообразить, откуда.

– Выходит, этот и есть тот последний, Роуз?

Доктор Г. ничего не ответила – просто кивнула. Этот кивок вдруг показался мне совершенно не соответствующим ситуации, и буквально через миг я понял, по какой причине. В этом наклоне головы не было ничего от той надменной отрывистости, которую она обычно демонстрировала по отношению ко мне. Теперь выражение ее лица заметно смягчилось и стало едва ли не почтительным. Не заботясь о причинах подобной перемены, а просто радуясь тому, что обнаружил в ней хоть какое-то проявление слабости, я гордо выпрямился и обвиняюще нацелился в нее пальцем.

– Ладно, понятия не имею, намереваетесь вы просто уволить меня или сделать чего похуже, но перед тем, как вы приступите к делу, я хочу, блин…

– Паркер, – начала было доктор Г., но я уже попер на нее, выпятив грудь.

– Отвечайте! Вы и вправду думали, что можете обвести меня вокруг пальца насчет этого пациента и что я все так и оставлю? Вся эта чушь в истории болезни Джо – это просто чтобы держать его здесь?

– Паркер…

– А даже если и нет, то с какой это стати вы отправили двух дуболомов шпионить за мной при каждом удобном случае, если вам действительно нечего скрывать? Зачем заставили одного из них приволочь меня сюда, словно какого-то арестанта? И сколько вы уже успели вынюхать, раз заранее знали, что я…

– ПАРКЕР!

Раскаленный добела голос доктора Г. опалил кабинет, и я почти инстинктивно заткнулся. Старик за письменным столом хихикнул.

– А он боевой. Кое-кого мне напоминает, Роуз, – произнес он. Страдальческое выражение на лице доктора Г. опять придало мне куража.

– И вот еще что. Что это еще за х…

– Паркер, тебе нужно немедленно заткнуться и сесть, пока ты не брякнул что-нибудь такое, о чем мы оба вскоре пожалеем.

Доктор Г. была и без того выше меня на каблуках, но из-за убийственного выражения на лице и прямой, как палка, спины казалось, что она просто башней возвышается надо мной. Не желая и дальше испытывать судьбу, рискуя тем немногим, что у меня еще могло оставаться, я отыскал взглядом ближайший стул и послушно уселся. Доктор Г. медленно выдохнула и с видимым облечением прислонилась к своему письменному столу.