Та ночь, что случилась лет двадцать назад.

Рокот шел по степи. Прохлада свербела в ноздрях, тревожила гортань. Деревянный шар приятно катался в ладонях. Пальцы так и тянулись к резной пробке, украшенной пятнистыми перьями.

«В этом сосуде глоток воды горного Истока, – говорил степной колдун. – Выпей – и ты увидишь мир до последней крохотной песчинки. К утру вновь станешь собой, но понимание сути останется навсегда. И постепенно ты научишься всему».

В этом сосуде запросто мог быть яд. Молодо-зелено. Он выпил одним махом, почувствовав на языке свежесть и привкус серебра, и запрокинул голову. Звезды россыпью теснились на небе, перемигивались голубыми, желтыми, красными искрами, тянулись колкими лучами. А вокруг клубилось густое небо, стекало чернилами, заливало высокие травы. И сочилась от трав в воздух полынная горечь.

Вдалеке мерцали огни костровищ – вражеский лагерь. Но Рокот шел без страха, раскинув руки, пьянея от каждого вдоха, впервые пробуя магию на вкус. Это потом он узнает, как душно в Ерихеме, каково колдовать собственной жизнью и ворованным теплом. И настоящую цену умения искать воду узнает. А пока он шел, слыша каждый шорох полевок, каждый взмах совиного крыла, ловил раскрытыми губами прохладу и был неприлично молод. А под ногами, глубоко в толще земли, струилась река, вбирала родники, притоки, озера, расходилась рукавами, обрушивалась водопадами и пробивалась к поверхности.

Заиграла дудочка. Наивно и беззащитно заскользила в потоках ветра простенькая мелодия. Рокот повернулся на звук – громадные черные силуэты закрывали звезды. Он видел этих каменных идолов днем, когда сражался. Со времен кочевников они глядят раскосыми глазами на степь, и сегодня под их надменным взглядом Рокот впервые убил.

Убил человека.

Меч вошел в тело внезапно легко, как в соломенное чучело на тренировочном дворе. Степняк вскинул руки, обмяк и свалился под копыта. Кровь впиталась в землю, в камни капища и в память. Первое убийство помнится всю жизнь. Могло бы его не быть? Не могло. Не этот степняк, так другой. Не здесь и не сейчас, но однажды Рокот все равно бы убил впервые.

Вот только мертвые не играют на дудочках. И Рокот пошел узнать, кто же такой смелый там объявился.

Песня оборвалась, когда он приблизился к капищу. Идолы утробно гудели, скрежетали каменными костями, сонно дышали воздухом древних ветров, грезили о кровавых жертвах и забытых обрядах.

– Здесь будет колодец, – произнес знакомый голос.

У подножия статуи сидел тот самый колдун, позвякивая на ветру костяными бусинами. Бархатистый свет исходил от него волной с привкусом гречишного меда и ореха. Рядом покоилось опустевшее тело убитого, убранное колосьями ковыля. А подземная река и вправду текла так близко, что можно было услышать шум воды.

– Почему ты не ушел? – непослушными, будто отечными губами проговорил Рокот.

– Я должен был спеть песню освобождения брату, – темнота скрадывала его лицо, только поблескивали глаза. – Я не мог его оставить.

– Это я его убил, – небрежно бросил Рокот – и на камнях тут же проступила кровь, зазудели на руках засохшие пятна.

– Знаю, – колдун ответил глухо, но как-то слишком легко. – Я видел.

И ни капли горечи – все тот же приторный запах меда.

– Ты подарил победу в войне убийце родного брата, – прошипел Рокот. – Стоила того твоя жизнь?

– Победу ли? – Степняк тихонько рассмеялся. – Моему брату судьба была умереть здесь, а моя жизнь – залог свободы степей. Ты уверен, что вас спасет эта вода?

Смеется? Он смеется?!

– Судьбу не знает никто, – Рокот с размаху ударил каменного идола. – Ты всего лишь предатель, помог врагу, чтобы спасти собственную шкуру.

Степняк поднялся и вышел из тени на звездный свет. В серебристых отблесках его лицо казалось по-звериному прекрасным, а губы растянулись широкой улыбкой, от уха до уха.

– А тебе судьба была научиться степной магии. Ты вылечишь жену от бесплодия и станешь отцом.

Мирта не бесплодна! У них нет детей, но такова судьба.

Или нет? Улыбка колдуна прожигала насквозь – не ядом, но жуткой искренностью, от которой у Рокота стыла кровь.

– Я вмешался в замысел Сарима и впустил в душу магию только ради монарха, – твердо ответил Рокот. – Я не пойду дальше.

– Но твой бог хочет, чтобы ты пошел дальше и вмешался в его замысел! Иначе твои дочери никогда не родятся.

– Мои дочери?

Дочери? Не сын?

Он только теперь понял, что ждал сына. Стремился стать лучшим предводителем, чтобы сын никогда не стыдился отца.

– Твои дочери, – степняк перестал улыбаться. – И ты сам поймешь, что нужно делать – ты слышишь сейчас Теплый мир. Или Сарима, как вы его называете.

Нет, Рокот не позволит ему насмехаться над богом! Сарим не может благословлять на нечистую магию!

– Ты не знаешь, что хочет Сарим! – он вытащил меч. – Убирайся, пока я не передумал и не убил тебя.

– Если я не знаю судьбу, задуманную для нас Теплым миром, то мы оба с тобой всего лишь предатели, не так ли? – Степняк протянул ему дудочку. – Прощай и держи на память. Сыграешь на ней колыбельную дочерям.

Рокот опустил меч и левой рукой принял теплое дерево, украшенное кружевной резьбой.

– Памятное место, – раздался за спиной голос Натана. – Помню как мы крушили идолов, чтобы сложить обвод.

– Памятное, – Рокот не обернулся.

– Ты играешь на дудочке? – усмехнулся Натан.

Рокот посмотрел на старого дольного. Его аккуратная седая борода рыжела в утреннем свете, а в глазах поблескивали задорные искры. Что его веселит?

– Так и не выучил ни одной колыбельной, – процедил Рокот.

Колыбельные Лилу и Амале пела Мирта.

– Ни одной колыбельной? – нахмурился дольный. – Откуда она у тебя? Такая резная… что там написано?

– На ней написано: «Судьбу не знает никто», – пробубнил Рокот и спрятал дудочку.

Натан сощурился, словно довольный кот:

– Я бы хотел прогуляться с боевым товарищем по местам былой славы.

Стоит узнать, что за мышь у него на примете.

– Только недолго, – Рокот поднялся и похлопал Фруста по белоснежной холке – конь фыркнул и выгнул шею. – Кори, воду! Вечно его не дозовешься.

Такие оруженосцы, как Ларт, – один на сотню. Если не на тысячу. Его нелегко заменить.

Кори, лопоухий и прыщавый паренек, подбежал, ухватил повод Фруста и кивнул, клацнув зубами.

– Долго не возись, тебе выступать с отрядом Борта, – медово произнес Рокот и неторопливо зашагал прочь от общего привала.

Поначалу Натан только плелся следом, сопел и шуршал травой, но потом заговорил: