Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тем более странно, что он погиб именно здесь, в этой дыре.
– Ничего странного, – дернула плечом Эльза. – Ему столько раз угрожали, что это могло произойти в любом месте.
– Ты так спокойно об этом говоришь. Если бы моему отцу угрожали, я бы места себе не находила.
Эльза взглянула на меня с жалостью:
– Ты просто не жила такой жизнью, – спокойно сказала она. – Когда тебе постоянно угрожает опасность, ты просто перестаешь ее замечать. Не сразу, но через пару лет точно. Иначе – все, крышка.
– Кажется, понимаю. Притупление реакции.
– Скорее, чувство самосохранения. Нельзя постоянно жить в страхе. Человек либо сходит с ума, либо начинает относиться к возможной смерти философски. В конце концов, все мы когда-нибудь умрем.
– Ну, что до меня, то я предпочла бы, чтоб это произошло попозже.
Эльза пожала плечами:
– Само собой. Блин, лучше бы мы поехали в Ниццу. Там, конечно, тоска: сплошное старичье, все ползают, как мухи в сиропе, улицы узкие – ни пройти, ни проехать. Представляешь, там ограничение скорости – сорок километров в час – обалдеть! Даже отец там зевал от скуки.
– Зато здесь он повеселился, – пробормотала я и неожиданно попросила: – Слушай, покажи мне папино хобби. Ну, в смысле, документы эти старинные.
Эльза обрадовалась новому занятию и потащила меня в кабинет. Там она бросилась к письменному столу и принялась беспорядочно выдвигать ящички, бегло проглядывая содержимое. Нужная папка оказалась в третьем по счету. Эльза положила ее на стол и слегка подтолкнула в мою сторону, не решаясь открыть. Пришлось мне проявить решительность, но геройствовала я напрасно.
Папка была пуста.
* * *
Вот с такими неутешительными итогами я и отправилась к Петровичу. Но и тут меня ждал полный облом.
– Рискну показаться занудой, – заявил он, – но все же повторюсь: если ты немедленно не прекратишь совать нос в это дело, то плохо кончишь. Лучше всего уезжай домой, к родителям. Прямо сегодня.
От такого предательства я разрыдалась. Только не Петрович! Я верила ему, надеялась на его помощь, чтобы крыша окончательно не съехала, но ему на меня плевать. Придется латать свою крышу самой. А ветер все крепчает, переходя местами в ураган.
В общем, терять мне было нечего, и я с вызовом заявила соседу:
– Не дождетесь! Никуда я не уеду. Моя жизнь – сплошная тоска. У меня никогда не было настоящих приключений. По жизни это хорошо, только рассказать нечего. Мне это надоело!
Петрович ничуть не удивился, как будто заранее знал, чт я поступлю именно так.
– Хорошо, – кивнул он, – делай, как знаешь. Но прежде поговори с одним человеком.
– А что он знает? – встрепенулась я.
– Хотя бы то, что может помешать твоему свиданию со святым Петром.
– Неужели все так плохо?
– Еще хуже.
– Спасибо за откровенность. Кто он?
– Зовут Роман. Он сын Игната, того краеведа – моего друга.
Я постаралась скрыть разочарование. Еще один зануда! Воображение тут же нарисовало этакого лоха в круглых очках. Я уже по горло сыта историческими справками, которые ни на миллиметр не приближают меня к разгадке сегодняшних убийств и таинственных явлений.
– Ладно, поговорю, – пообещала я без особого вдохновения. – Надеюсь, этот хотя бы моложе. И где его искать? – спросила я ради приличия, надеясь в глубине души, что этот Роман именно в данный момент пребывает в длительной командировке на крайнем Севере.
– Искать не придется, – обрадовал меня Петрович. – Роман сейчас здесь, в спортивном лагере. Он там работает. Просто сходи туда и задай ему все вопросы.
– Ага. Ваш Роман меня пошлет и будет прав. Мы ведь даже не знакомы.
– Я его предупредил.
Нет, ну нормально, да? Предупредил он! Выходит, Петрович заранее был уверен, что я послушаюсь? Мне жутко хотелось сказать что-нибудь едкое – терпеть не могу, когда решают за меня, – но я ограничилась одним кивком, который мог означать все, что угодно.
Петрович не стал меня больше задерживать, и я поплелась восвояси. Отчего-то мне стало еще тоскливее, как будто закрылась последняя дверь. Ничего не хотелось делать, даже думать, но я все-таки отправилась в лагерь на поиски неведомого Романа.
Он оказался старше, чем я думала, и давно вышел из студенческого возраста. Какая-то девчонка в ответ на мой вопрос охотно указала на крытую спортплощадку. Стояла жара, студенты отмокали в речке. Под навесом был только один человек.
Парень сидел ко мне спиной, возле теннисного стола и что-то писал. Стараясь ступать на цыпочках, я вглядывалась в незнакомца, пытаясь заранее выяснить, что он за птица. Ширина плеч впечатляла, так же, как и бронзовый загар. Длинные волнистые волосы закрывали шею и смотрелись на мощном торсе как-то неуместно. Волосатый качок – это что-то новенькое.
Увлекшись, я пропустила момент, когда вредный тип обернулся, и неожиданно встретилась с острым взглядом черных глаз. Особой приветливости я в них не заметила.
– Ну что, ты увидела то, что тебе понравилось? – Спросил он, глядя на меня в упор. Парень явно веселился.
Я сразу ощетинилась и фыркнула, кривя душой:
– Было бы на что смотреть.
– Тем не менее, ты занимаешься этим уже минут пять, – легко парировал он.
– Я? Очень нужно! – возмущение вышло ненатуральным, и он это заметил. Я чувствовала себя полной дурой. На то были свои причины: Роман оказался слишком, как-то неправдоподобно красив. Куда там нашему Вильке. Если бы вы открыли словарь на слове «мачо», там была бы его фотография.
– Вообще-то, я не против. Если хочешь, можешь поглазеть еще, – насмешливо предложил тем временем этот нахал, – только поближе и наедине.
Я испуганно огляделась, с ужасом обнаружив, что на нас уже обращают внимание студенты, в основном, девушки, слоняющиеся по территории. Девицы смотрели явно неодобрительно, и мне захотелось немедленно убраться отсюда, подальше от их ревнивых взглядов. Поэтому, когда Роман предложил сходить искупаться, я даже обрадовалась.
Однако, по дороге к реке я растеряла весь свой энтузиазм. Ну, о чем мне с ним говорить? И каким образом, если у меня язык прилип к небу, а от одного его взгляда спина покрывается липким потом? Не подумайте, что я влюбилась с первого взгляда, вот еще! Просто находиться вблизи такого ярко выраженного самца мне ранее не приходилось. Полагаю, это вообще опасно для здоровья и моей неокрепшей психики.
Я прекрасно знала себе цену и понимала, что даже отдаленно не похожа на тех девушек, которых мужчины провожают взглядами, а, значит, мне тут нечего ловить. Моя любящая родня во весь голос утверждала, что я даже не хорошенькая, а бабушка сто раз предупреждала: если мужчина раздает авансы, то только для того, чтобы, подняв меня повыше, тут же сбросить вниз с этой высоты, чтобы было больнее. Я крепко усвоила урок. Мне не помешало даже то, что вся моя семья жила совершенно по-другому.