идет ли кто следом. Взаимная проверка. Конечно, против разветвленной слежки, на какую русские мастаки это не спасет – но возможностей для нормального контрнаблюдения у них не было.

Когда они встретились – каждый держал недоеденную картофелину в левой руке, хотя оба были правшами. Это сигнал того, что все нормально.

На всякий случай – они зашли в супермаркет и купили еще немного поесть… оба были голодны и раздражены состоявшимся в посольстве совещанием. С сырными багетами и одной бутылкой колы на двоих, они устроились в одном из дворов неподалеку. Это лучше чем в заведении общепита – в него постоянно кто-то входит и выходит, постоянное движение людей. А вот в такой дворик, если кто и зайдет или заедет – это будет заметно, привлечет внимание.

Московский двор был самым обычным. Коробка домов, неровная поверхность, затоптанный колесами газон. Какая-то пожилая леди с собакой, неодобрительно на них смотрящая. В Москве, особенно в центре было очень мало общественных пространств и часто жители дома – скинувшись, ставили высокий забор и шлагбаум с секретным кодом или электронным ключом. В Москве это было законно, здесь было неправильное понимание «общественного пространства».

– Как считаешь? – Дюбуа с аппетитом уплетал вкусный местный хлеб с запеченным сыром – с Поулом у нас есть какие-то шансы?

– Никаких, сэр – ответил Коваль. Он был не поляком, как многие считали в Бюро – а украинцем, родители которого покинули Украину, спасаясь от коммунистов. Но Коваль знал русский лучше украинского – и поэтому начинал в дивизионе контрразведки. Потом перешел на антитеррор – потому что это было круто. Да и мало кто из агентов ФБР добровольно согласился бы ехать в такую срань как Йемен.

– Как считаешь. Это русские сделали?

Вопрос, конечно, был интересным.

– Нет, сэр – сказал Коваль – очень в этом сомневаюсь.

– Почему?

– А смысл, сэр? Нет никакого смысла для них делать это. Вы же знаете бюрократию. Неужели кто-то из бюрократов – решится подставить под удар первое лицо в государстве.

– Возможно, что-то пошло не так. Или была политическая борьба, переросшая во что-то большее.

– В таком случае, сэр, нельзя говорить о виновности государства и русских в целом. Отдельные сукины дети – это не государство. Это просто сукины дети, которые потеряли всякие берега.

– Что у нас есть?

– У нас есть подтвержденная информация о том, что через похоронное агентство, где правительство США приобрело гроб для транспортировки – так же осуществлялся транзит наркотиков. Реальным владельцем агентства был Сафар Мирзаев, внесенный в наши базы данных как подозреваемый лидер организованной преступности.

– Похоже, что уже не подозреваемый.

– Да, верно, сэр. Еще у нас есть запись, на которой лишенный свободы Мирзаев признается в том, что сотрудничал с российскими спецслужбами.

Дюбуа поднял палец

– Ошибка. Не сотрудничал, а имел контакт. Возможно, однократный. Возможно, неоднократный. И на основании этого – мы делаем вывод, что за этим всем стоять российские спецслужбы. Как думаешь, запись Мирзаева сможет служить доказательством в суде?

– Скорее всего, нет, сэр.

– Тогда почему мы делаем на основании ее выводы?

– Как насчет того, что Мирзаева убили русские спецслужбы?

– И опять ошибка. Откуда мы знаем, что Мирзаева убили русские спецслужбы? Они ведь на своей территории, верно? Почему бы им не предпринять что-то… менее вызывающее. Там больше десяти человек только убитых.

– Не было времени? Их спровоцировала наша попытка захватить и вывезти Мирзаева из России?

– Да, но и тогда у них оставались возможности решить дело относительно мирно. Остановить машину на трассе или задержать машину у посольства. Или просто – окружить это место. Как ты думаешь – если бы точку передачи окружили русские, сотрудники правоохранительных органов – кто-то бы отдал приказ стрелять в них?

– Наверное, нет, сэр.

– То-то и оно. Открыть огонь по сотрудникам правопорядка в Москве – приказ из ряда вон выходящий. Особенно если сотрудников в несколько раз больше. А тот, кто устроит гонку со стрельбой в Москве – рискует остаток жизни преподавать безопасность в каком-нибудь захудалом колледже. Жизнь – не голливудский фильм. Так с чего же мы решили, что русские во всем виноваты? Слишком просто – не думаешь?

– Возможно, сэр…

Дюбуа доел булку, отхлебнул из бутылки с колой

– Здесь жить проще… – как то невпопад сказал он – значит, слушай сюда. Я это узнал от одного из парней, который был там.

– Там…

– Там – это там. Серая лиса. Первое – специальная группа проводила работу в Азербайджане, по родственникам Мирзаева. Результат – ноль. Это раз. Второе…

Коваль внимательно слушал.

– … спецгруппа, работавшая в Дагестане наткнулась – случайно, во время спецоперации на место, которое фигурировало в записях, известных как «записи седьмого июня».

Коваль насторожился

– Записи были сделаны в подвале полицейского управления города, известного как Дагестанские огни, это недалеко от границы с Грузией и Азербайджаном.

– Черт…

– Не спеши. Начальник этого полицейского участка – ударился в бега. Предположительно – скрылся на территории Грузии. И третье. Специальная группа, в которую входили местные и сотрудники DCS пару месяцев назад пытались нелегально пересечь границу России и Грузии. В пограничной зоне – по ним открыли огонь, вся группа погибла. В том числе двое американских оперативников.

– Откуда у вас такая информация, сэр? – после молчания спросил Коваль. Его можно было понять – в ФБР, как и в ЦРУ, главенствовал принцип: меньше знаешь, лучше спишь. Каждый знает только то, что непосредственно относится к делу.

– Оттуда – сказал Дюбуа – от людей, для которых истина еще что-то значит в этом мире. Слишком красивые слова, но это так. Я пришел в ФБР для того, чтобы бороться с преступниками и лжецами. И знаешь, что…

– Я понял, сэр… – быстро сказал Коваль

– У нас есть одна нитка, которую они еще не смогли оборвать. Начальник полицейского управления. Мне передали данные на него. Посмотри и верни мне. Перепиши, что тебе надо.

Коваль открыл папку. Бросилась в глаза кириллица, это была распечатка из какого-то компьютерного файла. Даже не распечатка, а съемка с экрана компьютера, видимо, мобильником или даже фотоаппаратом. По-видимому, никаким другим способом получить эту информацию было нельзя, программа не допускала распечатки или переноса данных на носитель.

Коваль вопросительно поднял глаза на Дюбуа. Вопрос был понятен – русское досье. Это значило, что либо у группы есть агент в русских спецслужбах (что в корне противоречит мандату их миссии в России – им категорически было запрещено получать информацию незаконными способами), либо, что более вероятно, кто-то из русских сделал эти снимки и передал их