– Они превратили казнь в какое-то мерзкое шоу! – с отвращением прошептал Орни.

В это время затрещали барабаны и стража начала выводить пленных повстанцев из гарнизонной башни. Оборванные, грязные, с непокрытыми головами, связанными руками и скованными ногами, в сопровождении бесстрастных солдат, священников и палачей, осыпаемые бранью и криками толпы, они поднимались на эшафот. Помощники палачей суетились, готовя виселицы. Первой партии пленных надели веревки, священники пробормотали молитвы, Бринсен в ложе махнул рукой, палачи одновременно выбили из-под ног осужденных подставки – и три десятка человек, хрипя, закачались на веревках. Тут же на эшафот начали заводить новую партию пленных. Это повторилось пятнадцать раз. Палачи на четырех рядах виселиц трудились без перерыва. В то время как на одном ряду уже снимали тела, добивая умирающих, на втором, судорожно махая руками, с вывалившимися языками и вылезшими из орбит глазами задыхались только что повешенные, на третьем ряду палачи выбивали из-под ног подставки, а к четвертому только подводили осужденных.

Жажда крови толпы была утолена. Кое-где уже раздавались женские крики: «Пощады! Хватит!» Но последних пленных уже повесили, и на эшафот поднялся глашатай. Пока за его спиной убирали тела, он зачитал приговор «особо опасному военному преступнику капитану Донну Вельгису, именующему себя командором мятежников». Глашатай сообщил, что суд учел офицерское звание преступника, поэтому смертная казнь через повешение была милостиво заменена… расстрелом.

После этих слов под усиленным конвоем из башни вывели закованного в пудовые цепи предводителя повстанцев – Донна Вельгиса.

Донн знал, что он умрет. Вельгис ясно почувствовал это в тот момент, когда армия попала в ловушку. Поэтому он не удивился, когда его настигла альгавийская пуля. Удивление пришло потом, когда врачи вернули его к жизни. Однако очень скоро Вельгис понял, что он не ошибся, и никто не собирается оставлять его в живых. Теперь ему нужно было вытерпеть все те пытки, которые придумали для него Бринсен и Стайк. В драках Донн не раз бывал ранен, но он никогда не подозревал, что человеку можно причинять такую боль, и тот при этом останется в живых. Временами он терял сознание, проваливался в спасительное небытие, и ему казалось, что он уже умер. Но врачи вновь и вновь возвращали ему жизнь и сознание только для того, чтобы подвергнуть еще более страшным мучениям.

В самые тяжелые минуты, когда, казалось, невозможно было уже терпеть дикую боль, когда вместо крика из горла вырывался только жалкий хрип, когда все тело превращалось в одну огромную рану, когда не помогали ни стоящие перед глазами родные лица, ни жгущая душу командора ненависть, когда Донн готов был выдать всех и вся за укол обезболивающего или глоток смертельного яда – тогда Вельгису помогало держаться только ледяное презрение, которое он испытывал к своим врагам. За дни пыток (он давно потерял им счет) Вельгис не сказал ни слова. Неизвестно, когда Бринсен смирился бы с поражением, но что-то случилось.

– Радуйся, – выплюнул Донну палач после очередной порции мучений. – Утром тебя казнят. Я бы с тобой еще поработал, да твои сообщники слишком уж активны!

Донн не знал, что означают эти слова, и у него не было сил даже гадать. Ночь перед казнью он провел в каком-то забытьи, радуясь, что на несколько часов его оставили в покое. Едва через узенькое окошко его камеры проникли первые лучи солнца, командор с трудом поднялся на колени и начал молиться. Он просил у неба только одного – чтобы у него хватило мужества достойно встретить смерть.

Когда его, кое-как перебинтованного, закованного в цепи, которые он еле-еле мог волочить по земле, опирающегося на солдат, чтобы не упасть, вывели на эшафот, пока помощники палачей заменяли виселицы на срубленную из бревен «стенку», Вельгис отстраненно скользнул взглядом по бездушной толпе. И наткнулся на горящие глаза Лесси. Вздрогнув всем телом, командор переместил взгляд на стоящих рядом людей. Марис, капитан Дрогов, еще один из пиратов (он не помнил имени), Хотер. Хвала небесам, они живы и на свободе! Но что они здесь делают? Безумцы! На что они рассчитывают? Голос Бринсена заставил его оторвать глаза от сестры.

– Вот к чему приводит неповиновение закону! – вещал барон. – В этой стране есть только одна законная власть, а все злоумышленники, обманывающие честных орситанцев, кончат свои дни, как собаки!

– Люди! – с трудом разомкнул рот Донн. Голос его хрипел. – Ор-Сите не колония для Аль-Гави! Гоните чужаков прочь! Я умираю, но дело мое будет жить! Я знаю…

– Хватит! – заревел Стайк. – Стреляйте, черт побери!

Солдаты подняли ружья, прицелились. Донн встретился глазами с Лесси.

– Огонь!

Залп!

– Огонь!

Еще один!

– Огонь!

Третий залп был уже лишним. Отброшенный выстрелами к «стенке», командор медленно осел на доски эшафота. Все его тело было залито кровью. Донн Вельгис был мертв.

По указанию барона Бринсена тело предводителя повстанцев подвесили за руки между двух столбов посреди площади. Через три дня его должны были сжечь, а пепел развеять по ветру.

Когда Донн ступил на эшафот, Лесси, стоявшая на площади, точно во сне, сжала руку Дрогова так сильно, что у того заболели пальцы. Бледное, несмотря на загар, лицо девушки, казалось, превратилось в камень, руки были ледяными. Когда раздались выстрелы, она вздрогнула всем телом, но не издала ни звука. Точно так же, не промолвив ни слова, не пролив ни единой слезинки, она позволила увести себя с площади, так и не отпустив руки капитана. Впрочем, желания разговаривать не было ни у кого из их маленького отряда.

– Что с телом? – неожиданно подал голос Орни, когда они уже сидели в маленькой квартире Хотера. – Командор заслуживает, чтобы его похоронили по-человечески, капитан.

– Да, но с ним поступят по-другому, – ответил пирату Хотер.

– Неужели мы не можем даже этого? – неожиданно разозлился Дрогов.

Действовать они отправились втроем. Ронтон остался дома – он был ранен, к тому же не годилось оставлять безучастную ко всему Лесси без присмотра.

Рядовые Ниан и Клус скучали на посту. Сторожить мертвое тело, пусть даже и важного военного преступника – кому такое может понравиться? К тому же к ночи зарядил холодный осенний дождь, и единственное, чего хотелось солдатам, – поскорей забиться в какой-нибудь кабачок. Из-за кромешной тьмы и дождя они не заметили, как к ним подобрались три неясные фигуры. Оглушить часовых и перерезать держащие тело веревки было совсем просто. Через две минуты на месте остались лишь лежащие как бревна связанные солдаты с кляпами во рту.

– Быстрее, откройте ворота!

Начальник охраны северных ворот подозрительно оглядел крытую повозку и спросил у возницы:

– Что внутри?

– Мои мать и брат, господин начальник, они больны.

– Больны?

– Да, у них чума.

– Чума?! – Начальник караула отшатнулся от повозки.